Издалека наблюдавший за последующей короткой схваткой Крестник стрелять не решался. Ментальная волна горбача его не достала, а потому разведчик опасливо и с некоторым недоумением наблюдал за тем, как спокойный и тихий аристократ сейчас рвал оставшихся созданий Лангарда на куски голыми руками. Когда их истекающий кровью предводитель попытался подняться, Шейл точным выстрелом окончательно упокоил рогатую тварь и продолжил ждать, когда барон возьмет себя в руки, прикидывая, не примется ли платиновый берсерк после и за него.

Цепляясь за разорванную одежду и друг за друга, испуганные женщины смотрели на устроенную Ланом резню с жаркой надеждой. Вихрь черной крови и фрагментов тел закончился пару мгновений спустя, когда последний из монстров остался без головы от удара, окруженной синей аурой, ладони.

Едва бьющееся в конвульсиях безголовое тело коснулось земли, похищенные девушки смогли чуть лучше разглядеть своего спасителя — благодаря Воле сверкающего в ночи подобно спустившемуся с голубых небес мотыльку, — смуглая красавица ошеломлённо вскрикнула. С трудом отцепив удерживающие руки подруг, она поднялась на ноги и, покачиваясь, зашагала к рухнувшему на колени Ланнарду. Вцепившись окровавленными руками в ворот рубахи, он смотрел побелевшими зрачками на далёкую луну и застыл, словно каменное изваяние.

Обняв Белого Барона за плечи, южанка прижала его лицом к груди и, покачиваясь, начала напевать колыбельную. Словно они вновь вернулись в детство. И не было чудовищного предательства и долгих лет, последовавших за ним унижений. Словно они снова оба верили в то, что мир был добрым и ласковым местом. Узнав голос, Ланн пришёл в себя и, тепло улыбнувшись, прошептал имя:

— Бала?

— Теперь меня называют иначе, — прекратив петь, тихо ответила девушка, после чего раздался её грустный и мелодичный смех, совершенно не подходящий этому мрачному месту.

— Хорошо. Всё это к лучшему. Значит, я не знаю тебя, дочь трактирщика, и не знал никогда, — немного помедлив, ответил барон и, оттолкнув девушку, наконец, крепко встал на ноги. Его лицо вновь привычно заледенело, и он скомандовал: — Помоги подружкам, нам нужно возвращаться. Ваш хозяин жив, и если мы поторопимся, вы сможете увидеться с ним уже на закате следующего дня.

***

Гружёные телеги двигались лишь немногим быстрее пешего путника. Несмотря на все возражения Борислава, что мигом очнулся при угрозе своему имуществу, наименее ценную часть груза с повозок пришлось оставить, чтобы облегчить ношу бедных лошадок. Цокот копыт постепенно становился тише, а эхо ржания перестало гулять по холмам. Чем больше они отдалялись от Равен, тем сильнее менялась окружающая местность. Сказывалось влияние находящейся неподалёку необъятной Чащи, вдоль которой бежал тракт. Холмы и ущелья уступили место бескрайней степи, воздух гудел от крупных, назойливых насекомых и запаха диких трав.

Последнее Айра особенно беспокоило. В некоторых местах сухая, оставшаяся с прошлого года поросль достигала в высоту роста взрослого мужчины, служа исключительно хорошим укрытием. Сказывалась близость Чащи — даже лопухи здесь были такими здоровенными, что одним листом можно было подтираться неделю, а подорожник наверняка мог исцелить все виды хворей, включая бесплодие и трисичуху.

Ещё ему не давало покоя небо. С юго-запада в их сторону двигались низкие, свинцовые тучи. Они выглядели так, словно вот-вот Бог-Воин золотым копьём пронзит хляби, и их содержимое рухнет на землю холодным весенним дождём. Он смоет следы и лишит похищенных остатков надежд на спасение. Айр не был мстительным парнем и отвергшей его Марте зла не желал, искренне надеясь, что белобрысый берсерк её всё же вскоре отыщет и вместе с девушками нагонит их караван. Пусть даже это снизит его собственные шансы на успешный побег.

Темнота опустилась, когда тяжёлые тучи, словно орда варваров, закрыли собой солнце. Айр к этому времени ехал в открытой телеге, не спуская цепких зелёных глаз с серо-чёрных небес, где виднелись редкие, но яркие вспышки зарождающихся молний. А затем хлынул тоскливый и холодный дождь. Караванщики уже были к этому готовы. Повозки встали, лошадей поспешили накрыть попонами, а люди попрятались в телеги, натянув поверх груза полосы тёмной, промасленной ткани. Вонь и теснота были меньшими неудобствами, чем возможная лихорадка.

Гвардеец тоже не горел желанием казать нос под струи ливня в такую погоду, но в перерывах между могучими раскатами хохота Бога-Воина, что озарял своим гневом весь небосвод, зеленоглазый слышал едва ощутимый, мучительный плач. Привыкший полагаться на свои инстинкты, парень не медлил — едва призрачные голоса показались ему громче и ближе. Откинув в сторону ткань, он выпрямился во весь рост и заметил причудливые и ужасающие тени, пикирующие на караван с неба.

Предупреждающий крик Айра был заглушён раскатами грома и шелестом ливня. Схватившись за копьё, парень крепко сжал короткое древко и, прицелившись, отправил его в полёт. Гвардейцев не обучали метанию копий — их задача была биться в плотном строю, но благодаря ветерану-сержанту боевой арсенал зеленоглазого был богат на различные солдатские ухватки, которым старик его натаскал. Снаряд вонзился Певунье прямо под левую грудь и наполовину пробил изящное тело, которое грузом плоти и перьев сразу же рухнуло вниз.

Но ещё три её товарки в это время опустились на лагерь. Писарь, что прятался в той же повозке что и гвардеец, услышал предупреждающий крик и вылез посмотреть, что происходит. Это его и сгубило — серповидные когти с хрустом пробили мясо под обеими ключицами, а затем хлипкого мужичка Певунья вздёрнула в небо. Их голоса слились в унисон тоскливым и протяжным криком, когда на высоте в пару десятка метров она стряхнула разбойника с когтей, отправив навстречу смерти.

К этому времени весь лагерь уже был на ногах. К удивлению Айра, разбойники не ударились в панику и поспешно натягивали на луки спущенную от дождя тетиву, в то время как сам гвардеец, схватив топор и отбежав от повозки, молотил им об стальную окантовку щита, чтобы отвлечь внимание птах от остальных. Сие действо у него удалось с гораздо большим успехом, чем он рассчитывал.