Так она просидела пока в лесу снова не стало тихо. К этому времени начало быстро темнеть. Эарвен дрожала уже не только от страха, но и от опустившегося к земле сырого холода.

Тишина придала девице немного смелости и полуэльфийка встала, поднимаясь на затекшие одеревеневшие ноги. Несмотря на болезненное покалывание в ногах, Эарвен старалась не издавать ни звука.

Зверь чувствовал манящее возбуждение от охоты. Сегодня лес действительно напоминал праздничный стол. Где-то еще оставалось дрожащее в страхе мясо, среди брошенных объедков, а крики и отчаяние стали чудесным музыкальным сопровождением праздника. Пусть оказалось немного грязно, но развлекательные мероприятия проходили на высшем уровне, занимая и хозяев и их гостей. Все, как полагается.

Чудовище скользило в лесном сумраке за беглецами, но уже не так резво. Слух помогал оценить обстановку. Чутье вело убийцу за жертвами. Глаза помогали считать. Недобитков прикончат клыки.

Сломанные ветки, кровавые капли, шум и запах — все безошибочно вело убийцу в нужном направлении. Зверь наткнулся на первый труп с проломленной головой и двинулся дальше, вычеркивая того из списка живых. Останавливаться было нельзя, азарт охоты вел хищника дальше. Туда, где сплеталось конское ржание, крики и треск веток. Он старался нагнать сбежавших лошадей и у него это получилось. Приближаясь к месту, откуда доносился шум, Зверь двигался очень тихо. Черная шкура помогала ему прятаться в тенях, поэтому волк затаился в кустах, оценивая все, что увидел. Чудовище успело своими глазами увидеть как кони давят своих седоков и друг друга. Оно слышало как трещат человеческие кости и разносятся с эхом предсмертные всхрипы. Все эти звуки сплетались с жалобным ржанием одинокой оставленной у дороги лошади с перебитой ногой и страшными ранами от когтей на крупе. Жалость была здесь неуместна. Возможно, Зверю стоило лишить коня жизни, только на это не было времени. Случайные пострадавшие будут всегда. Так уж устроен и человеческий и животный мир. Остановишься и дрогнешь — тебя съест кто-то не менее кровожадный. Слабость — лишнее на пути к цели. Особенно у чудовищ.

Оставаясь в тени, чудовище наблюдало за выжившими. Они лихорадочно оглядывали слегка притихший лес, повытаскивали клинки. Люди старались защитить свои жизни. Но где же еще один? Казавшийся достаточным для убийства лютого зверя отряд из двенадцати человек, сократился больше, чем втрое. Чудовище попыталось точно оценить свои ощущения. Зверю показалось, что его как будто бы обманули во всех ожиданиях.

Оборотень не спешил показываться. Убийца наблюдал за тем, что предпримут эти люди с явной для них обузой. Калека задерживал их и подвергал огромной опасности. Бросят они его или заберут с собой? С какой стороны не посмотри, любое решение не будет правильным. Перевесит ли желание выжить все возможное сострадание, обнажая истинную трусливую суть? Когда сама жизнь висит на волоске, даже герои превращаются в чудовищ.

Подумав, что они в относительной безопасности, мужчины вспомнили о третьем выжившем. Ничего, что могло облегчить боль, ни у кого с собой не оказалось. Один из них подобрал и сломал пару веток, а затем приказал второму разорвать на пострадавшем рубаху, чтобы зафиксировать искалеченную ногу. Казалось, все они действительно пытались помочь друг другу, пока второй не бросил разумную мысль бросить увечного и не увеличивать шансы погибнуть.

Спор разрешило громкое рычание.

Когда страшная оскаленная морда показалась из кустов, увлекая за собой и сильное звериное тело, люди сразу прекратили споры. Чудовище было с них ростом. Клыки могли бы сравниться с крупными изогнутыми кинжалами. Зверь мог бы показаться красивым, будь он заперт в клетке и не угрожал сейчас испуганным людям, видевшим в нем воплощение кошмара. Глаза чудовища полыхали холодной яростью и жаждой убивать. От них всех разило страхом. Тот воин, что предлагал бросить егеря, схватился за меч и, сжав его рукоять на ходу, бросился прочь. Второй, позабыв обо всем, что говорил ранее, последовал за товарищем. Как ни пытались они поступить правильно и по-человечески, но все же бросили беспомощного калеку на растерзание чудовищу.

Последний человек, что мог бы быть полезен живым и умолял бежавших вернуться, не оставляя его здесь, расстался с жизнью, все еще моля о спасении. Он почти не кричал, но покинувшие его воины точно слышали что происходило у них за спиной.

Удержаться на испуганной лошади графу труда не составило, а вот остановить перепуганное животное удалось не раньше, чем оно завезло алларанца в дебри. Иенмар первым делом спешился, намереваясь больше не становиться заложником паники проклятой клячи. Позади кричали и умирали люди, но полуэльф полностью потерял контроль над ситуацией.

Граф зло сплюнул под ноги, затем стер со щеки кровь, выступившую после хлесткого удара ветки, и огляделся. Полуэльф мысленно осыпал проклятиями Зверя, коня, свою сестру и собственную глупость разом. Вслух он ни одного из ругательств так и не произнес, потому что был воспитан. То ли дело — разговор с самим собой. Настолько потерянным, беспомощным и глупым граф не ощущал себя еще ни разу. Если ранее Иенмар успел уже почувствовать себя глупцом, то теперь справедливо окрестил себя конченым идиотом.

«Ничего, в жизни все когда-то бывает впервые», — ответом чувствам была мысль, вызвавшая кривую ухмылку, скорее похожую на злобный оскал. Оказался бы полуэльф воспитан чуть менее сдержанным — сейчас бы зарычал, как тот самый зверь. Вместо этого, он снова смолчал. Иенмар сузил глаза, стиснул зубы от нового порыва внутреннего гнева, и шагнул к взмыленному от усталости коню, раздвигая руками ветки, чтобы не получить снова по озлобленной роже.

«Попался как юнец, которого потянуло на подвиги. Точь-в-точь Эарвен! Одна в семье дура, другой — набитый идиот! Видно, семейное…»

Ничего другого, кроме самоедства, графу и не оставалось. Разве что двигаться дальше, взяв в руки узду горемычного гнедого жеребца, спасшего не только себе, но и всаднику жизнь. Оставаться на месте и ждать чудовище однозначно не стоило, даже если лес казался спокойным.

Мрачный пейзаж не давал необходимых подсказок, поэтому граф выбрал направление, ориентируясь на звуки, которые отголосками разносились по лесу. Голоса, что сплетавлись в ужасающую сюиту смерти и преследовали алларанца на протяжении всей гонки сквозь чащу, оказались очень далекими. Они были еще различимы, но эхо саботировало все потуги дворянина лучше определить направление. А вскоре и эти звуки стихли, оборвавшись на страшном вопле.