Из книг и того немного, что рассказывали нам учителя о жизни все семьи и школы, я знал, что прежде всего разбираться надо с лидером. А он подходить не спешил. Самому же мне до него не добраться, и далеко и еще два клопа между нами.

— Хотел, — кивнул я, вновь поднимая сумку. — Но, пожалуй, я останусь. Мне тут нравится. Такой шикарный клоповник. И, пожалуй, займу вот эту койку, — я закинул сумку на второй ярус, стоящей за спиной клопа койки.

Мои руки опускались после броска и, как следует, среагировать на удар я не успел. Да и стоит признать, что среагировал я не на движение стоящего рядом клопа, а на двоих его друзей, что синхронно рванули в мою сторону. Но на шаг я отступил, и удар задел мое плечо лишь по касательной. Клоп провалился, не удержался на ногах и полетел головой в стену.

Это была очень, ну очень, привлекательная цель. Нога сама собой врезалась в падающее тело, попав куда-то в район грудины. Он охнул, слух мой усладил хруст ребер, разум расплылся в счастливой мысли, что я сломал ему пару костей. И в следующее мгновение собрался, опасаясь, что остальные клопы, сломают что-то мне. Я успел поднять руки, успел встать в стойку.

Классический бокс, хорош для спорта, бескровной дуэли, или же дружеского спаринга. Но совершенное дерьмо в уличной драке. Первый добежавший до меня клоп, не стал вставать в стойку, поклона, или рукопожатия, я от него изначально не ждал, но то, что он сделал, выходило за все границы любых возможных дуэльных кодексов.

Он не добежал нескольких шагов, подпрыгнул, уперся рукой в тумбочку, оттолкнулся от нее, и ногами вперед полетел мне в грудь.

Я же просто стоял в боксерской стойке и смотрел, как вышарканные, изношенные подошвы кожаных тапок летят в меня. Я успел подумать, что это расплата, за то, что я пнул поверженного противника, прежде, чем ноги клопа врезались в меня, пройдя точно между поднятых рук.

Было больно. Грудь взорвалась огнем, спина ответила ей тем же, когда врезалась в шершавую стену. Я упал, успел сгруппироваться, подтянуть руки к голове, привычно прикрыть живот коленями. В голове вспыхнула и погасла мысль, что меня, серебряного призера гимназии по боксу, вот так легко размазали по стенке в прямом смысле слова. И кто? Уличные пацаны, что и читать-то, наверное, не умеют.

Все, чему нас учили, все дуэльные кодексы, все правила поединков, все законы боя, все ерунда! Бокс сущее дерьмо, а фехтование просто танцы с колючими палками. А вся жизнь на самом деле на улице.

Улица не пишет толстенных книг, диктуя тебе, как можно делать, а как нельзя. Улице не надо, чтобы все было красиво. Для Улицы важно, чтобы ты либо выжил, либо сдох. И ей плевать, ее устроит любой итог. Но она приветствует желание выжить, а потому не осудит, если сделать так!

Я вскочил. Тут же пропустил удар в лицо. Тяжело охнув, стек по стене, чем разжег в клопах азарт. Я не видел их глаз, но физически почувствовал, как у них закипела кровь. Азарт охотника, почувствовавшего беспомощность добычи в полной мере, выплеснулся на меня.

Проклиная себя за безрассудство, я жалел, что не оказался достаточно научен избиениями в тюрьме. Не стоило сопротивляться, не стоило показывать, что ты что-то можешь или умеешь. А еще не стоило недооценивать клопов. Там, в тюрьме меня мутузили матерые уголовники, что были старше меня и жили дракой. Здесь же видя своих сверстников, я решил, что сумею справиться. Глупец!

Били двое. Били профессионально. Били жестко, сильно, но не жестоко. У них не было цели убить меня или покалечить. Они лишь хотели продемонстрировать, кто здесь главный. Указать мне на мою ничтожность. Указали.

Но и я не мог себе позволить просто так поддаться панике. Там, в тюрьме я все понимал. Я знал, что меня не убьют. И здесь я тоже это понимал. Но там я знал, что бьют меня только для того, чтобы я подписал так нужные Ласточкину бумаги. Здесь же решалось мое будущее.

Кем стану я здесь, среди воспитанников клоповника. Буду ли я носить за ними вещи и отдавать скудную пайку, или встану на одну ступень хотя бы с тем, кто сейчас корчится на полу от боли. Быть мальчиком на побегушках я не хотел.

Я отмахивался, пинался. Кажется, кому-то куда-то попал, я слышал хруст и сдавленное «ой». Но это все что я смог. Их было двое, и они умели драться. Не по правилам, не на ринге, не для победы, а на улице и насмерть.

Минуты не прошло, как я, пропустив крепкий удар в живот, свернулся на полу, прикрывая голову руками и закрывая ребра коленями. А клопы радостно работали ножками. Над ухом треснула кожа. Во рту вкус крови. Еще не до конца зажившие губы разбиты снова. Как и десны. Я чувствую, как кровь наполняет рот. Нос свернут на бок, дышать им невозможно. Кровь стекала в глотку, мешала дышать, я захлебывался кашлем, и клопов это остановило.

Они прекратили избиение, словно по команде. Расступились, позволили мне вытянуться, встали рядом, довольно скаля зубы. Я бы дорого отдал, чтобы божественная воля, возмездие, кара, или что там еще, обрушились на их головы. И оно не заставило себя ждать. Залитые кровью уши уловили щелчок дверного замка затем скрип, и мрачный бас спросил:

— Так, и что здесь происходит?

Я растянулся на полу, глубоко вдохнул. Поднял руку, вытер выступившие от боли слезы, размазав по лицу кровь из разбитой брови. Было больно, но терпимо, лучше, чем в тюрьме. Те парни, что били в там, избивали с любовью, яростно и страстно. Они били так, чтобы не убить, но выбить все, что им было нужно. Эти парни нежно погладили, лишь указав мое место в местной иерархии, и показав, что жизнь здесь простой не будет.