Шрифт:
Он смотрел на меня, я на него. Я понимал, что имени своего он не скажет, особенно после того, как назвал свою должность. Его «так скажем», говорило о том, что никакой он не комендант, а то как боялись его клопы, заставляло относиться к нему серьезно.
– Так как вы оба оказались на полу?
— Поскользнулись, - проворчал я.
— Оба? — недоверчиво спросил он. — Как так?
— Оба, — уверенно подтвердил я. — Этот добрый юноша, хотел меня поприветствовать. Место, где я могу разместиться показать, но поскользнулся и упал. Я хотел ему помочь и тоже поскользнулся. Ребята бросились помогать, и тут вошли вы. Скользко тут у вас, грязно, вы хоть бы мыли тут иногда. Все же тут люди живут.
— Согласен, грязновато тут. Жаров, к утру привести здесь все в порядок. Хочу видеть на стенах свое отражение в полный рост.
— Слушаюсь, Ваше Благородие! — печально, без рвения, отозвался мальчишка.
— Но вернемся к вопросу, почему вы оба на полу. Ты точно все мне сказал так, как было? Точно? — он прищурил единственный глаз.
— Точно! — кивнул я, и сел.
С третьей попытки, но сел. Наверное, зря. В глазах потемнело, голова закружилась, но я уперся руками в пол, и упасть себе не позволил.
— А кровь на губах откуда у тебя? И бровь разбита.
— Разбил, когда упал.
— И за ухом?
— Так я ухом упал. А уж потом, когда встать попытался, нос об пол разбил. И бровь, — я размазал текущую из брови кровь по щеке. — А синяки на теле и шишки на голове еще до того, как поскользнулся получил. Я же только что из тюрьмы, а там такие порядки. Вам и не снилось.
Клопы загудели, зашептали что-то. Мужчина повернулся к ним, скорчил злобное лицо, и шепот стих.
— Хорошо, — кивнул он, вновь развернувшись ко мне. — Надеюсь, когда доктор будет тебя осматривать, он подтвердит твои слова.
— Доктор? — спросил я. — Доктор подтвердит. Если он хороший доктор.
Но мужчина уже не слушал меня. Встал, развернулся в темный угол, покачал головой, вздохнул.
— Ох, Жаров, допрыгаешься ты у меня.
— Да это не я, — взвизгнул кто-то в темноте. — Это Волчок!
Идиот! Я растянулся на полу. Вот так всегда, пытаешься выгородить тех, кто только что тебя чуть не убил, а они сами себя сдают. А зачем я вообще их выгораживаю? Надо сдать всех четверых, рассказать все, как было, и еще то, чего не было сказать.
Впрочем, мне кажется, что этот странный мужик с военной выправкой и так все знает. Да он точно знает, он же сам об этом сказал. Выходит, идиот тут я. Стараюсь, вру в первый же день, не желая наживать себе врагов в лице кусачих обитателей этого клоповника, а смысла во вранье нет никакого.
— Волчок, двое суток на кухне! — строго посмотрев на щупленького паренька, произнес мужчина.
— Так точно, ВашБродь! — довольно усмехнулся мальчишка, и мечтательно закатив глаза, сунул в рот папиросу.
— Волчок! — голос мужчины стал строгим и удивленным одновременно, кажется, даже в комнате похолодало. — Трое суток в карцере!
— За что ВашБродь? — мальчишка поник, папироска выпала изо рта, но он ее поймал и сжал в кулаке.
— За папиросы! — прорычал мужчина. — Увижу или унюхаю еще раз, в помойнике сгною.
— Да это только мундштук, ВашБродь, — парнишка разжал кулак, показав папиросу, протянул ее мужчине. — Мундштук, без табака. Привычка, просто. Столько лет с ней в обнимку, — он по-детски всхлипнул. — Зубы ломит без нее.
— Не куришь? — строго спросил мужчина.
— Нет, ВашБродь, уж две недели, как не курю. Вредно это, да и делу мешает. Запах от них уж очень силен, перебивает все. И от меня за версту несет. Потому и бросил.
— Но папироски достаешь?
— Достаю, — вздохнул мальчишка, обиженно пожав плечами. — Мундштуки мусолятся быстро, приходится менять. Знаете, как тяжко в гальюн их потрошить? Табак то не дешев нынче. Я чуть не плачу, Ваше Благородие, но держусь, не курю. У меня даже спичек нет.
— Кто папиросы провозит, не скажешь?
— Готов отправиться в карцер, Ваше благородие! — мальчишка вытянулся и щелкнул босыми пятками.
— Я так и думал, — усмехнулся мужчина. — Берите пример с Волчка, детки.
— Тоже курить начать? — спросили из темноты.
— Жаров! Трое суток чулана, — покачал головой мужчина. Затем взглянул на меня. — Отведешь новичка в лазарет, а затем трое суток в чулане.
— Угу, — обиженно всхлипнуло в темноте.
— Не понял? — нахмурился мужчина.