— С чего ты взял, что …моя?

— Если мужчина смотрит на девицу как слепой на солнце, как тут не понять? Ты бы себя на спектакле видел! Ты же глаз с неё не сводил…

— Это просто… пустое.

— Пустое?

— Я — лишь мечник, бродяга, чьи руки привыкли к стали, а не к шелкам. Её жизнь — это изысканные благовония, театр и музыка, а моя — пыль дорог, ристалище и звон клинков. Она — воплощение грации и изящества, словно сошедшая со страниц древней поэмы. Каждый раз, когда наши пути случайно пересекаются, мое сердце замирает, словно птица, попавшая в силки. Я забываю слова приветствия, мои руки начинают дрожать, а разум покидает меня. Я знаю, это безумие. Мечтать о ней — все равно, что пытаться удержать лунный свет в ладонях. Она — недосягаемая вершина, а я… Кто я такой, чтобы мечтать о такой красавице, как Лисинь?

Цзиньчан удивился.

— Ты? Ты — студент академии Гоцзысюэ, ученик великого Ван Шанси и потомок Святого меча, Пэй Миня.

— Что я могу ей предложить, кроме своей нищей жизни и опасной профессии? Я уйду. Уйду из столицы. Буду скитаться по дорогам, пока образ Лисинь не померкнет в памяти, пока звон меча не заглушит тихий шепот сердца. Это единственный путь. Чтобы она смогла найти свое счастье с тем, кто достоин ее, а я… Я останусь лишь с мечом.

Он не впечатлил Цзиньчана.

— Да ты совсем рехнулся, Бяньфу? Откуда этот романтический бред? Мао Лисинь действительно происходит из знатного рода потомственных военных, но дом Мао ничем не выше домов Фэн и Юань. Кроме того, Вэй и Лисинь происходят из младшей ветви рода, у них есть дом в столице, в квартале Чжаого, он, разумеется, достанется Вэю. Тебе надо подумать о том, куда привести молодую жену, тут я согласен, но это простая конкретная цель, а не глупости о лунном свете в ладонях.

— Но как сблизиться мне с той, чье сияние затмевает даже луну? Как протянуть руку к звезде, зная, что она опалит прикосновением?

— Так… компресс на лоб и пилюли от бреда… — уверенно поставил диагноз дружку Цзиньчан. — Она милая неглупая девица со смазливым личиком. Любит театр, хорошо играет и обожает пирожки. Она не луна в небе, она обычная девушка. И она прекрасно понимает, что нравится тебе.

Бяньфу обомлел.

— Понимает? Откуда?

— Да любой, кто тебя видит рядом с ней, это понимает. И если она, понимая все, не отшила тебя, значит, ничего недосягаемого тут нет. Путь к любой вершине начинается с первого шага.

— Но этого не может быть! Это невозможно!

— То же самое ты говорил и про учебу в Гоцзысюэ, и про то, чтобы стать учениками Ван Шанси…

Бяньфу задумался. Да, он ещё недавно считал это невозможным.

Но неужели Лисинь может принадлежать ему? Как добиться её? Он не был поэтом, не умел слагать оды и не знал тонкостей придворного этикета. Его слова были просты и прямолинейны, как удар меча. Бяньфу вздохнул. Ему придется учиться. Придётся стать тем, кем он никогда не был, чтобы заслужить любовь Лисинь. Он найдет лучших учителей, изучит искусство каллиграфии и игру на цине. Он выучит стихи великих поэтов и научится понимать тайный язык цветов. И тогда, возможно, Лисинь увидит в нём не только воина, но и человека, способного на глубокие чувства…

Он поделился мыслями с другом, но Цзиньчан снова погасил его романтический порыв.

— Не выдумывай. Надо заработать и купить дом.

— Но это сейчас невозможно, я не могу покидать академию. Если после её окончания я смогу устроиться в охрану дворца, то за несколько лет…

— Ты неисправимый романтик. Но в чём-то ты прав. Сейчас, когда в академии убийца, надо держать нос по ветру. Сейчас не до заработков.

Неожиданно Цзиньчан позвал Бяньфу на Небесное озеро.

— Сейчас?

Цзиньчан, чье лицо было непроницаемо, как стена старого храма, кивнул.

— Почему нет? Ночь удивительно красива.

Они пошли по тропинке, вьющейся, словно змея, меж валунов. Стрекотание цикад звучало, как тихий плач уходящего лета. Добравшись до Небесного озера, Цзиньчан остановился. Вода, черная и гладкая, как отполированный обсидиан, отражала звезды, словно забытые сокровища древних императоров. Баоцан показал ему эту картинку? До этого Цзиньчан размышлял, и пришел к выводу, что видит Небесное озеро. Но разве там может быть ответ на его недоумения?

Луна отражалась на водах озера. Вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая криком ночной птицы. Звезды, холодные и равнодушные, мерцали бриллиантами, рассыпанными по чёрному бархату. В воздухе висела неразгаданная тайна, словно клубок шелковых нитей, запутанный злобным духом.

Цзиньчан молчал, его взгляд ощупывал местность. В нём змеёй, свернувшейся клубком у самого сердца, поднималось смутное предчувствие.

— Ты что-то ищешь? — голос Бяньфу застал его врасплох.

— Баоцан уже несколько дней показывал лишь свет луны на черной воде, сначала я подумал, что это метафора пустоты, но теперь… Посмотри, что там?

У самого берега возле огромного валуна, поросшего зелёным лишайником, на волнах качалось полуобнаженное тело. Лунный свет окрашивал его мертвенно-бледную кожу сверкающим серебром. Волосы цвета воронова крыла разметались по воде траурной вуалью.

Бяньфу и Цзиньчан кинулись в воду, и хрустальные брызги рассыпались под его ногами, словно осколки разбитого зеркала. Подойдя ближе, они увидели, что это мужчина. Его лицо застыло в гримасе ужаса. Вода, обнимая бездыханное тело ледяными пальцами, шептала под покровом ночи погребальные песни. Каждый всплеск волны — причитание, каждый шорох прибрежного камыша — скорбная элегия по загубленной душе…