Ночевка прошла спокойно. Даже костер разожгли, так как Ремт Сюртук, ходивший на разведку и наверняка использовавший при этом нечеловеческие свои способности, заверил компаньонов, что погони «не слышно и не видно». Во всяком случае, лесистые холмы, оставленные путниками на севере, были, по его утверждению, безлюдны, что выглядело вполне логично. Либо погоня так и не собралась, либо ушла в другом направлении. И в самом деле, только сумасшедший отправился бы теперь – в преддверии зимы – в горы, не имея теплой одежды, продовольствия и необходимого снаряжения. А о том, что все это у беглецов есть, узнать так быстро обитатели замка Линс просто не могли.

– Погляди-ка, девочка! – тронула Тину за плечо дама Адель. – Вот она, Сгоревшая сосна.

Сосна оказалась узнаваемой, но без хвои и совершенно черной, словно ее высекли из цельного куска каменного угля. Она была высока – метров десять, пожалуй, – и стояла ближе к восточной стене ущелья, по ту сторону быстрого ручья, совсем немного недотягивающего до звания реки.

– Говорят, молния ударила, – объяснила дама Адель. – Лет сто с небольшим назад. А до того, рассказывают, другая была. Стояла то ли чуть ниже, то ли чуть выше по течению. Тоже одинокая и тоже сожженная небесным огнем. Стояла, стояла и вдруг в один миг рассыпалась. Мне старик из местных охотников рассказывал, будто бы сам видел. Твердая была, словно камень. И простояла чуть ли не двести лет. А потом подул ветер, и не так чтобы буря или ураган – просто ветер, и сдул напрочь, развеял, как мягкий пепел. А на следующий год вот эта сгорела. И так уже тысячу лет или больше, но правды, разумеется, не знает никто, хотя в Квебе есть несколько летописей и хроник, так там записи еще с допотопных времен сохранились. По ним выходит, сгоревшие сосны в этом ущелье испокон веков стоят, а отчего так и зачем, не знает никто.

«Ну надо же! – удивилась Тина. – Самое настоящее чудо, а мы стоим и так вот запросто на него смотрим. Невероятно!»

И в этот момент природную тишину утра, украшенную шелестом ветерка в кустарнике да приглушенным говорком ручья на перекате, разорвал резкий крик. Звук был сильный, долгий, и не поймешь сразу, кричит ли это неизвестная птица или человек – женщина с высоким горловым голосом. Тина вздрогнула и почти машинально перевела взгляд на старый каменный дуб, росший неподалеку от того места, где она остановилась, но уже по эту сторону ручья. В его ветвях…

«Господь всеблагой!»

В кроне дерева, уже принявшей цвета осени, но все еще не облетевшей, на толстой ветке сидела невероятная птица. Размером со взрослого горного орла, только с золотисто-рыжим оперением, а вот голова у нее была человеческая. И да, это была женщина невозможной, божественной красоты. Черты ее лица были совершенны, но как бы – холодны, лишены чувства. Глаза – Тина видела их отчетливо – цвета меда, а длинные волосы отливали благородной бронзой.

Крик прервался. Настало мгновение глубокой тишины, а потом женщина-птица запела. У нее был гортанный, как бы клекочущий высокий голос с сильным носовым оттенком.

– Таэа нойя э е э байра…

«Небеса ликуют, жизнь полнит воды и камень гор…» Птица пела, используя старую речь, сплетая легкие и емкие слова в косы изысканных фраз. Ее пение было великолепно. Оно пленяло и уводило за собой в далекое далеко сказочных миров, где не властен Вседержитель и где не смог он отменить древние законы и укротить силу древних богов. Здесь гремели первозданные громы, и исполинские молнии Первых дней били в еще не уснувший камень континентов. Воплощения природных сил резвились в водах и небесах, и перволюди выходили из недр Матери Земли навстречу новорожденным Солнцу и Луне…

– Тина! Тина! Проснись, девочка! – Крик дамы Адель прервал чудный сон. Грезы развеялись, и Тина обнаружила себя по-прежнему стоящей напротив Сгоревшей сосны.

– Что?! – спросила она, оглядываясь в поисках дуба и женщины-птицы. – Где?

Но не было поблизости никакого дуба, и никто не пел, сидя в его ветвях, лишь шелестел усилившийся ветер в кустарнике да клекотала быстрая вода на камнях переката.

– Я… – Она почувствовала, как просыпается от зачарованного сна «Дюймовочка» Глиф, путешествовавшая в ее кармане. – Я…

– Это была птица Аюн, – тихо сказал ди Крей. – Вещая птица заветных времен. Вот уж не думал, что сподоблюсь встретиться с таким чудом.

– Я тоже. – Голос Адель звучал хрипло, но она, судя по всему, вполне себя контролировала.

– А я думал, это все сказки. – Ремт был задумчив, и Тина, знавшая его тайну, полагала, что понимает отчего. – Впрочем…

Что он имел в виду, так и осталось неизвестным.

– Какого цвета у нее перья и волосы? – Вопрос ди Крея удивил Тину, и она не сразу нашлась с ответом.

– Не разобрал! – с сожалением признался Ремт Сюртук.

– Кажется, светлые. – Похоже, Сандер Керст не был до конца в этом уверен, но предположения не утаил.

– Определенно темные! – возразила Адель.

– Не скажу! – пискнула на старой речи Глиф. – Мы все видим, как есть.

– Ну, я где-то так и предполагал, – хмыкнул Ремт.

– Мне она показалась рыжеватой. – Ди Крей тоже говорил неуверенно.

– Да что вы такое несете! – вскричала донельзя удивленная их ответами Тина. – У нее были золотисто-рыжие перья и волосы цвета красной бронзы.