Шрифт:
— Ну, вот это поворот! — Фырк на моем плече присвистнул от удивления. — Кажется, я что-то пропустил! Вместо мордобоя — обнимашки! Двуногий, ты точно какой-то колдун! Умеешь же ты людей к себе располагать!
Я осторожно отстранил от себя всхлипывающую Марину и с недоумением посмотрел на Василия.
— Василий, Марина, что… что происходит?
— Господин лекарь… Илья… ты… ты снова спас нашего сына! — Василий смотрел на меня с такой благодарностью, что мне даже стало немного неловко. — Мы… на тебя нагоняли напраслину! Думали, что ты ему навредить хочешь… А ты оказался прав! Во всем! Нам все рассказал мастер-целитель Преображенский! Вчера нашему Сеньке стало совсем плохо, он начал задыхаться, мы думали, все, конец… А Вениамин Петрович… он пошел по твоей методике! Дал ему те самые лекарства, которые подавляют иммунитет, и… и Сеньке сразу стало легче! Представляешь?! Сразу! Температура спала, он дышать начал нормально! Врачи говорят, что это просто чудо! Твое чудо, Илья!
Я удовлетворенно кивнул. Значит, Преображенский все-таки решился. И моя теория оказалась верной.
— Это не чудо, Василий, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. — Это просто медицина. И моя работа. Я рад, что смог помочь вашему сыну.
Марина, которая все это время стояла в сторонке и вытирала слезы, после моих слов как-то сжалась и, кажется, не решалась ко мне подойти.
— А главное, Илья, главное! — продолжал тем временем Василий, и его лицо сияло от счастья. — Нам теперь не нужны эти проклятые дорогостоящие эликсиры! Преображенский сказал, что после короткого курса этих… иммуносупрессоров… можно будет вернуться к стандартному, дешевому лечению! И оно будет работать! У нас… у нас теперь есть надежда! Надежда на то, что наш Сенька будет жить! И все это — благодаря тебе!
Я снова кивнул.
— Я очень рад за вас, Василий. Правда. А лучшее, что вы можете сейчас сделать в этой ситуации, — это пойти к следователю Мышкину и честно рассказать ему о том, кто именно подтолкнул вас к мысли написать на меня то заявление.
Марина, услышав мои слова, прижала ладонь ко рту и испуганно посмотрела на меня.
— Вы… вы все знаете? — прошептала она.
— Конечно, знаю, — я посмотрел на нее беззлобно, с пониманием. — Марина, я вас не виню. Я понимаю, что вы были вынуждены так поступить из-за Сеньки. На что только не пойдешь ради своего ребенка. Но, как видите, я уже без кандалов. Все обвинения с меня сняты, потому что я ни в чем не был виноват. Более того, я, как оказалось, снова вылечил вашего сына. И теперь пришло время восстановить справедливость. Для всех нас. Так что теперь дело за вами.
С этими словами я развернулся и, оставив их обоих в легком недоумении, направился к лифту. Леночка и Машенька на стойке регистрации провожали меня с открытыми ртами.
Фырк, который все это время сидел смирно, теперь летел рядом со мной, тараторя на ухо свои едкие комментарии.
— Ну ты даешь, двуногий! Просто мастер драмы! Так их всех уделал! И этих Ветровых, и девчонок на ресепшене зацепило! А главное, мы теперь снова вместе! И можем появляться где угодно! Ну, в смысле, в пределах разумного, конечно… Но это уже кое-что!
Я зашел в лифт. Он был полон, но я едва заметно покачивал головой, как будто слушал музыку в наушниках, чтобы со стороны мое общение с Фырком не выглядело совсем уж странно.
— Мы-то, Фырк, может, и будем теперь вместе, — мысленно ответил я ему. — Но я так и не докопаюсь до твоей истинной сущности, пока ты будешь от меня все скрывать. Но ничего, я еще буду работать над этим. Рано или поздно ты мне все расскажешь.
— Ой, жду не дождусь, двуногий, когда ты до меня докопаешься! — хихикнул Фырк. — Боюсь только, твоего умишка на это не хватит!
С этими мыслями мы доехали до пятого этажа. Я быстро переоделся в свою рабочую форму и вошел в ординаторскую. Там уже сидели все наши хомяки, которые как я понял, уже успели вернуться с утреннего обхода. Я поздоровался со всеми.
Шаповалов, увлеченный какой-то писаниной на своем компьютере, даже не обратил на меня внимания. А вот хомяки… Хомяки были в своем репертуаре. Белочка-Борисова одарила меня таким ледяным взглядом, что я чуть не покрылся инеем. Боюсь-боюсь уже.
Пончик-Величко испуганно втянул голову в плечи и сделал вид, что очень увлечен изучением потолка. А Суслик-Фролов даже не удостоил меня взглядом.
Ну что ж, дружелюбная у нас тут компания, ничего не скажешь.
Тут Борисова, видимо, решив, что молчание — не ее конек, отпустила в мою сторону едкую шпильку:
— Ну что, Разумовский, как тебе там, в «первичке»? Всех вылечил? Все получается?
Ее голос сочился ядом.
— Не твое дело, Борисова, — я спокойно посмотрел на нее. — Но, могу тебя обрадовать, пациентов там хватает. Так что, если тебе здесь, в хирургии, скучно, и ты не знаешь, чем себя занять, кроме как отпускать колкости, можешь сходить туда, помочь. Лишние руки там точно не помешают.
Пончик от ужаса даже поперхнулся своим кофе.
— Ой, нет, только не «первичка»! — пролепетал он. — Там же… там же столько работы!
— Да ладно тебе, Илья, что там делать-то? — подначил Суслик, который, видимо, решил поддержать свою «боевую подругу». — Сиди себе, сопли вытирай да больничные выписывай. Не работа, а курорт.
— Ну так сходил бы и посмотрел, что там делать, Фролов, — я усмехнулся. — Поверь, пациенты там такие же, как и здесь. И помощи они ждут не меньше. А может, даже и больше.