Шаповалов непонимающе нахмурился.

— У нее была «стекляшка»! Именно ее я и увидел при первом осмотре. И антибиотики, которые назначил Прилипало, с ней справились. Но они не подействовали на второго, главного врага. На бактерию, которая села на ослабленные вирусом легкие. И теперь, когда «стекляшка» отступила, этот второй враг показал свое истинное лицо. Слышите этот кашель? Это классический, хрестоматийный кашель при атипичной пневмонии, вызванной микоплазмой.

Все смотрели на меня с нескрываемым интересом. Даже Прилипало слегка приоткрыл рот от удивления.

— Стандартный антибиотик, — продолжил я, указывая на Мариам, — который ей давали, все-таки немного подавил сопутствующую флору, которая обычно сопровождает «стекляшку». Но ей от этого не лучше! Потому что основная бактериальная инфекция, которая и вызывает этот сепсис, осталась! И теперь ее кашель стал типичным для атипичной пневмонии, вызванной, скорее всего, микоплазмой! А она, как известно, к цефалоспоринам абсолютно не чувствительна! Мы лечили не ту болезнь. Точнее, лечили только половину болезни.

В этот самый момент в палату, тяжело дыша, вошел заведующий терапевтическим отделением, Мастер-Целитель Георгий Давидович Гогиберидзе. Это был тучный, невысокий мужчина лет шестидесяти, с густыми седыми усами и очень добрыми, но сейчас сильно встревоженными глазами.

Шаповалов тут же, в двух словах, ввел его в курс дела. Гогиберидзе выслушал его, потом меня, потом снова посмотрел на пациентку.

— М-да, картина, конечно, не из приятных, — он задумчиво погладил свои усы. — Микоплазменная пневмония, говорите, адепт? Очень смелое предположение. Но, боюсь, без соответствующего анализа на выявление самой микоплазмы мы не можем с уверенностью ставить такой диагноз. А этот анализ, как вы знаете, делается несколько дней.

— У нас нет этих дней, Георгий Давидович! — вмешался я, не в силах больше молчать. — Вы же сами видите, в каком она состоянии! Пока мы будем ждать результатов ваших анализов, она просто умрет! Я предлагаю действовать по-другому! Лучше сразу начать специфическую терапию, направленную на микоплазму, и посмотреть на ответ организма! Это будет и диагностика, и лечение одновременно!

Гогиберидзе строго посмотрел на меня.

— Молодой человек, вы хоть понимаете, что вы предлагаете? — его голос стал жестким. — Назначать сильнодействующие антибиотики вслепую, без подтвержденного диагноза? Это же грубейшее нарушение всех протоколов! А если это не микоплазма? А если мы только навредим пациентке?!

— А если мы ничего не сделаем, то она точно умрет! — я посмотрел ему прямо в глаза.

Тут вмешался Шаповалов. Он положил руку на плечо своему коллеге.

— Георгий, парень прав. У нас действительно нет времени на раскачку. Я видел его в деле. У него какое-то звериное чутье на правильные диагнозы. И если он так уверен… я ему верю. Колите Азитромицин. Под мою личную ответственность.

Гогиберидзе несколько секунд колебался, потом, видя решимость на лице Шаповалова, тяжело вздохнул и кивнул дежурной медсестре.

Через несколько минут в вену Мариам уже поступал правильный антибиотик.

Я сделал все, что мог. Дальше оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что я не ошибся. Шаповалов и Гогиберидзе, отдав последние распоряжения медсестре, молча вышли из палаты, бросив на меня строгий взгляд, который можно было трактовать как «смотри у меня, адепт». Прилипало, воспользовавшись моментом, прошмыгнул за ними.

Делать здесь было больше нечего. Я тяжело вздохнул и направился обратно в поликлинику. Наказание есть наказание, и отсиживать свой срок в «первичке» мне все равно придется.

Я спустился на первый этаж, снова прошел через чистую зону, натягивая на себя этот ненавистный защитный костюм, и вошел в кабинет. Время, которое я потратил на Мариам, казалось, тянулось вечность, но на деле прошло не больше получаса.

В кабинете меня встретила изможденная и злая Алина Борисова. Увидев меня, она тут же набросилась, как фурия.

— Ну и где ты шарахался?! — зашипела она. — Я тут одна за всех отдуваюсь, а он разгуливает по больнице! У меня уже голова кругом идет от этих кашляющих!

— Решал вопросы, которые тебе и не снились, Борисова, — отмахнулся я от нее, садясь на свое место. — Давай, зови следующего.

Рабочий день тянулся, как липкая патока. Казалось, время застыло. Пациенты шли нескончаемым потоком, и каждый следующий казался тяжелее предыдущего. Я механически слушал жалобы, ставил диагнозы, выписывал рецепты. Голова гудела, спина ныла, а в мыслях постоянно крутилась Мариам. Как она там? Помогло ли лекарство? Или я только усугубил ситуацию?

— Ну что, двуногий, очкуешь? — Фырк, который все это время сидел у меня на плече и с интересом наблюдал за происходящим, решил подлить масла в огонь. — А я тебе говорил, что не нужно было лезть не в свое дело! Сейчас эта твоя Мариам коньки отбросит, и тебя тут же на костре сожгут, как еретика! Вместе со мной! А я, между прочим, еще слишком молод и красив, чтобы так глупо закончить свою жизнь!