В мансарде было тихо и чуть прохладно. Раскрытое настежь окно выдуло дневную духоту и сменило блаженной легкостью ночи.

За оконцем чернело небо, на стекле размывались городские огоньки, луна лишь изредка выглядывала сквозь облака. Здесь, под крышей из потемневших балок, обычно казалось особенно спокойно и надежно, но в эту ночь мысли в моей голове кружились уж слишком хаотично.

Вилен молча закрыл дверь изнутри, чтобы никто не потревожил нас, и вдруг притих, не надевая своей традиционной серьезной маски. Он снял куртку, повесил на крюк у двери и прошелся по комнате, будто не решаясь заговорить первым.

Я села на подоконник, разглядывая отражение фонарей в стекле, и вдруг почувствовала, что устала так, будто переворачивала целый дом вверх дном не одну ночь подряд.

Нет, на деле, оно в общем-то так и было, но, кажется, на сегодня моих сил уже осталось на донышке.

Почему все складывается так? Ведь так ладно шло, а тут… Хотя, от своих слов и надежд я отступаться все равно не стану. Повздыхаю сейчас только чуток и дальше в бой.

– Завтра обязательно надо попасть к писцу, – первым нарушил тишину Вилен, – Мольгер в этих делах собаку съел. Если кто и подскажет, как толк получить, то именно он.

Я согласно кивнула, поджав колени к груди.

– Думаешь, он поможет? Все это так запутанно – опека, родители, свидетели... – Я запнулась, но решила выговориться до конца. – Не хочется наделать глупостей, навредить детям.

Он сел рядом, чуть ближе, чем обычно, кладя руку на спинку старого кресла, что рядом стояло:

– Не бойся. Если что, я, пожалуй, смогу найти довольно людей, кто подтвердит, как дела обстоят на самом деле. Да и Мольгер всегда по справедливости поступал. Нужно доказать ему, что родители Боди – опасность, а не опора.

– Думаю, найдутся охотчие их на место поставить, – вздохнула я. – Мне еще на рынке про них рассказывали.

– Главное, ты душу не изводи себе этими историями, – мягко пожурил меня Вилен. – А то уже вон круги под глазами.

От усталости мне и правда слегка закружило голову – или, может, кровь ударила от его теплого взгляда.

Я попыталась отмахнуться:

– Да ну брось, – фыркнула. – Нам еще пекарню открывать. Первый месяц самый суетной будет.

Он усмехнулся, головой покачал, поднялся уже. Я за ним следом… пора и правда спать ложиться, но мир вдруг предательски закачался. Меня чуть повело вперед, в ушах зашумело, ноги ватными стали.

Вилен вдруг подхватил меня обеими руками, прижал к себе.

– Осторожно, – сказал серьезно, но с такой нежностью, какой я от него не ждала.

– Я… Наверное, переборщила сегодня с волнением, – пролепетала, хватаясь за ткань его рубашки. Вилен не сразу отнял руки, и по его взгляду я поняла – он и сам никак не решится, отпустить меня или… что-то еще.

– Нина… – вдруг очень серьезно прошептал он, а затем, уже почти хрипло добавил, совсем близко к моему уху: – Можно тебя поцеловать?

Мир в эту секунду будто перестал существовать. Сердце ударяло так, будто хотело вырваться из груди потревоженной пичужкой. В животе взметнулся горячий ураган. Я чувствовала, как еще немного, и я растворюсь в его взгляде, в этих сильных, неожиданно нежных руках. Его ладони неожиданно обожгли даже через ткань платья. А ведь не первый раз он прикасался ко мне, так почему именно теперь так чувствуется?

Внезапно более отчетливо пришло осознание, что мы в одной комнате ночуем. Что все нас мужем и женой считают…

И наверное поэтому, не сильно-то сейчас думая о последствиях, вымолвила тихое:

– Можно…

Вилен улыбнулся мягко, но как-то по хищному довольно. Потянулся ко мне ближе и уже не спрашивал, просто жадно припал губами к моим. Поцелуй получился куда горячее, чем я ожидала. Вовсе не таким осторожным, как в тот раз было.

В нем было все… И тревога последних дней, и напряжение, и нерешенные страхи, и внезапно всколыхнувшееся желание, которого невозможно было стыдиться.

Оно показалось таким естественным, словно давно уже жило в нас обоих и только ждало момента, чтобы показаться и быть признанным.

Вилен не был осторожен, не был терпелив – мы оба поддались этому напору, на время забыв обо всем. Его ладони скользнули к моим плечам, притянули, прижали. Я невольно стиснула пальцы на его рубашке, не желая отпускать.

Я чувствовала его чуть рваные движения. Как его руки то и дело срываются с моих плеч, ниже, а после возвращаются обратно. Мучительно… Словно он запрещал себе касаться меня где-то еще. Сдерживался из последних сил.

Казалось, стоит подождать еще мгновение, и мы оба переступим черту, за которой не будет пути обратно