— Я не забыла! — она подалась вперед, и в ее глазах горел фанатичный огонь. — Но что, если мы искали не те маркеры? Что, если это не классический дерматомиозит, а более редкая форма, например, криоглобулинемический васкулит? Он идеально вписывается в картину!

Она видела, как в глазах Шаповалова промелькнул интерес. Это была узкоспециализированная тема, и он оценил глубину ее подготовки.

— Подумайте сами! — продолжила Алина, чувствуя, что нашла слабое место в их рассуждениях. — Криоглобулины — это особые белки, которые выпадают в осадок на холоде. Они могут не определяться стандартными тестами на антитела, для них нужна специальная методика забора крови в теплую пробирку! А кто у нас об этом подумал? Никто! Этот васкулит поражает кожу, нервы и внутренние органы, вызывая именно те симптомы, что мы видим. А последний криз с шоком — это классическое проявление массивного выброса этих самых криоглобулинов!

Ее теория была блестящим ходом. Она не отрицала предыдущие результаты анализов, а элегантно обходила их, предлагая новое, более глубокое объяснение. Она не спорила с фактами, она их по-новому интерпретировала.

Шаповалов молча смотрел на нее.

— А что, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучало нечто похожее на азарт. — А пойдем. Послушаем, что ты скажешь Сердюкову. Криоглобулинемический васкулит… Черт побери, Борисова, а ведь это может быть оно.

Через двадцать минут в небольшом кабинете заведующего неврологией Алина чувствовала себя генералом перед решающей битвой. Она знала, что ее теория безупречна. Она звучала логично, научно и, что самое главное, возвращала растерянным Мастерам-целителям почву под ногами.

— Коллеги, — начала она свое выступление, чувствуя на себе взгляды Сердюкова, Шаповалова и еще пары мэтров, — я прошу прощения за свою настойчивость, но я уверена, что мы упускаем главное. Давайте отбросим редкие инфекции и вернемся к основам. Системный васкулит…

Она говорила блестяще. Ее слова были как точные удары скальпеля, отсекающие все лишнее и обнажающие суть проблемы.

Когда она закончила, в кабинете повисла тишина. Шаповалов посмотрел на Сердюкова.

— Твой пациент, Аркадий Львович. Тебе и решать. Но, по-моему, звучит убедительно. Гораздо убедительнее, чем другие теории.

Сердюков не ответил сразу

Он сидел, сцепив пальцы, и смотрел в одну точку. С одной стороны, теория Борисовой имела смысл.

Но с другой стороны, он еще слишком хорошо помнил горящие уверенностью глаза адепта Разумовского. Его теория про аквариум и редкую микобактерию тоже была блестящей и все объясняла.

И она с треском провалилась, ударившись о стену лабораторных анализов. Где гарантия, что и эта, не менее красивая, теория Борисовой не окажется таким же пшиком?

А лечение васкулита — это агрессивная иммуносупрессия, которая сама по себе может убить ослабленного пациента.

Но что им оставалось? Смотреть, как Шевченко угасает?

Он поднял свой уставший взгляд.

— Назначать лечение на основании одной лишь гипотезы… это рискованно.

— А не делать ничего — это не риск? — резонно возразил Шаповалов. — Это гарантированный летальный исход.

Сердюков тяжело вздохнул. Шаповалов был прав. Это был отчаянный шаг. Прыжок в темноту. Но это был единственный шаг, который они могли сделать.

— Начинайте лечение по протоколу системного васкулита, — наконец произнес он, и в его голосе не было ни капли энтузиазма, только глухая усталость. — Терять нам уже нечего.

Алина Борисова едва сдерживала торжествующую улыбку. Она победила.

Она не просто унизила Разумовского. Она сделала это на его же поле — в диагностике. И сделала это блестяще. По крайней мере, так ей казалось.

Она не поняла, что Сердюков согласился не потому, что поверил в ее гениальность, а потому, что у него просто не осталось других вариантов.

Я шел в ординаторскую с чувством выполненного долга. Первый этап был пройден. Настоящий образец был в лаборатории, и теперь оставалось только дождаться официального заключения, которое подтвердит мою правоту.

В ординаторской находился только Семен. Он сидел за столом и с тревогой смотрел на дверь. Увидев меня, он тут же вскочил.

— Илья! — его голос был взволнованным. — Тут такое произошло!

— Спокойно, Семен. Рассказывай, — я сел за свой стол.

— Борисова! — выпалил он. — Она только что была здесь! Она подошла к Шаповалову, они о чем-то долго говорили, а потом… потом он забрал ее на какой-то консилиум в неврологию! Я слышал, как она убеждала его, что у пациента Шевченко какой-то там… васкулит!

Я нахмурился.

Васкулит? Хитро. Очень хитро. Борисова была не просто злобной стервой, она была еще и умной стервой. Она нашла единственную лазейку, которая позволяла обойти все наши предыдущие отрицательные анализы. Блестящий ход. Вот только абсолютно неверный.

— Она убедила его, Илья! — Семен был в панике. — Он ей поверил! Сказал, что ее теория звучит убедительно!

Я молча повернулся к компьютеру. Руки сами забегали по клавиатуре.

— Фырк, срочно в реанимацию, к Шевченко! — мысленно скомандовал я. — Узнай, не начали ли они ему капать какую-нибудь дрянь! Если Борисова убедила их в васкулите, они сейчас начнут лечение. И это его убьет!