Вот честно говоря не понял. Есть же квартира. Но таких людей понять тяжело. Логика здесь отдыхает.

Вероника схватила меня за руку, ее пальцы были ледяными.

— Пойдем туда! Быстро!

Ночлежка располагалась в мрачном подвале старого здания. Внутри пахло сыростью и безысходностью. Администратор, уставший мужчина с потухшим взглядом, выслушал нас и равнодушно кивнул.

— Есть такой. Петрович. Только его сейчас нет.

— А где он?! — голос Вероники дрогнул.

— А кто ж его знает, — администратор пожал плечами. — Утром ушел, еле на ногах держался. Сказал, что помирать пойдет. Да они тут часто такое заявляют, не обращайте внимания.

Вероника побледнела как полотно.

— Как… как помирать? Куда?

Опытные алкоголики не умирают на центральной площади. Куда он мог пойти? Туда, где тихо, безлюдно, и где его не найдут сразу. Больничный парк, заброшенные стройки, глухие дворы…

— Быстро! — скомандовал я, видя, что Вероника вот-вот впадет в ступор. — Далеко он уйти не мог, в таком состоянии и с его скоростью! Нужно осматривать окрестности!

Мы выбежали на улицу. Я махнул рукой первому попавшемуся такси.

— Куда? — спросил таксист.

— Поехали! Быстро!

В такси я быстро назвал таксисту несколько ключевых точек вокруг ночлежки: больничный городок, небольшой заброшенный сквер и два круглосуточных магазина, торгующих дешевым спиртным. Мозг работал четко, почти автоматически. Человек в таком состоянии и с такими намерениями далеко уйти не мог.

После бесплодных поисков у больницы и магазинов мы остановились у входа в старый, запущенный парк. Я уже был готов отправить Веронику в одну сторону, а себя в другую, когда она вдруг замерла.

— Там… — прошептала она, указывая дрожащей рукой вглубь аллеи.

У старого, неработающего фонтана, на облупившейся скамейке сидела одинокая, сгорбленная фигура. Он просто сидел, глядя в одну точку перед собой, и казался органичным в этом утреннем пейзаже.

— Папа! — голос Вероники сорвался, и она, не дожидаясь меня, бросилась к нему.

Я пошел следом, и пока бежала Вероника, мой профессиональный взгляд уже ставил диагноз. Желтый, почти шафрановый цвет кожи, видимый даже на расстоянии. Нездорово раздутый, напряженный живот, проступающий из-под старой куртки — асцит.

И даже с нескольких метров я уловил этот приторно-сладковатый, печеночный запах изо рта. Терминальная стадия цирроза с печеночной недостаточностью. Ему оставались не дни — часы.

Он поднял на подбежавшую дочь мутные, почти безжизненные глаза.

— Верочка? Зачем… зачем ты пришла? Не надо было… Я хотел тихо, чтоб ты не видела…

— Вероника, вызывай скорую, — сказал я, подходя к ним. — Прямо сейчас.

Пока она дрожащими руками набирала номер, я опустился на колени рядом с ее отцом. Пульс на сонной артерии был слабым, нитевидным, дыхание — поверхностным и редким. Он был на самой грани.

— Говори с ним, Вероника, — сказал я, не оборачиваясь. — Просто говори. Держи его здесь, пока помощь не приедет.

Я приложил ладонь к его лбу, концентрируя свою «Искру». Я не мог излечить его цирроз, но мог попытаться сделать другое — поддержать угасающую нервную систему, снять интоксикацию с мозга, хоть немного прояснить его сознание, выигрывая драгоценные минуты. Я направил тонкий, едва ощутимый поток энергии прямо в его мозг, стараясь стабилизировать нейронные связи, которые вот-вот грозили оборваться окончательно.

Это было все равно что пытаться удержать ладонями рассыпающуюся песчаную стену. Энергия уходила впустую, но я упорно продолжал. Через пару минут его дыхание стало чуть ровнее, а из груди вырвался тихий стон. Он все еще был здесь. Он боролся.

— Что с ним? Печень? Цирроз? — Вероника спрятав телефон оказалась рядом со мной.

— Сама знаешь, — кивнул я и она присоединилась ко мне.

Ее «Искра» присоединилась к моей, и пусть у нее тоже она была не намного сильнее моей, но вдвоем поддерживать была гораздо эффективней.

Скорая приехала на удивление быстро, буквально через семь минут. Из машины вышли двое: пожилой, уставшего вида фельдшер и совсем молодой парень, на лице которого было написано вселенское отвращение к этому миру.

— Печеночная кома? — старший фельдшер беглым, но опытным взглядом оценил пациента, пока они с напарником перекладывали его на носилки.

— Близко к ней, — кивнул я. — Цирроз, стадия декомпенсации.

— Опять диагносты-любители, — проворчал молодой себе под нос, закатывая глаза.