В этот самый момент, как по заказу, в ординаторскую вошел и сам виновник моих размышлений. Он, увидев меня, вздрогнул.

— Максим, — я решил не ходить вокруг да около. — Я сейчас видел тебя у нового пациента. Все в порядке? Ты выглядел как-то… нерешительно. И, кстати, почему до сих пор нет записи в его карте?

Он вздрогнул.

— А… я… я просто обдумывал. Да. Диагноз пока неясный, понимаешь? Нужно всесторонне оценить все возможные риски, перед тем как… Это, знаешь ли, тактика выжидания. Наблюдение в динамике, вот.

Какая еще, к черту, «тактика выжидания»? Откуда он вообще набрался этих пафосных, пустых формулировок?

— Это ладно, — я отмахнулся от его не убедительных оправданий. — А с Зацепиным также было? Так же постоял и отпустил восвояси «понаблюдаться».

Фролов заметно побледнел.

— Я… я же говорю, я не был уверен… я просто не успел еще…

— Не успел? — я прищурился. — Ты его отправил домой с «само пройдет». А я, между прочим, Зацепина вылечил. У него оказалась системная склеродермия с поражением пищевода и легких. Еще неделя твоей «тактики выжидания» — и фиброз в его легких стал бы необратимым. Ты понимаешь, чем могла закончиться твоя «нерешительность»?

Он молчал, глядя в пол, и я видел, как в его глазах блеснул страх. Кажется, до него начало доходить.

— Хватит нести эту чушь про «я не успел», — мой голос специально стал жестче. — Просто скажи мне, в чем дело, Максим. Почему ты боишься делать записи в истории болезни?

Он посмотрел на меня, будто я пытался выведать у него пароль от всех его счетов.

— Я… я не делаю записи, — его голос сорвался на шепот, — Да с чего ты взял что я боюсь? Ничего я не боюсь. Понял?

Я смотрел на него и ничего не понимал. Что за бред он несет? Вредительство? Нет, на него это не было похож.

Он далеко не был глуп, я видел его деле. Тогда что это? Он вел себя так, будто сама мысль о принятии окончательного решения вгоняла его в состояние паралича.

— Максим, — осторожно начал я. — Если у тебя проблемы… если ты чувствуешь, что не справляешься с нагрузкой… может, тебе помощь нужна? Или хотя бы отдых? Я могу забрать у тебя этого…

— НЕТ! — почти выкрикнул он, и в его голосе мелькнула обида. — Я справлюсь! Сам! Мне не нужна ничья помощь!

Он схватил свой планшет и, бросив на меня злой и одновременно испуганный взгляд, почти бегом выскочил из ординаторской.

Я остался сидеть в полном недоумении. Что-то с нашим Сусликом было не так. И пока даже близко не мог понять, что именно. Но это было опасно. Не только для него, но и для его пациентов.

Не успела дверь хлопнуть за Фроловым, как она снова открылась. На пороге стояла Алина Борисова. Она с недоумением посмотрела на пустой коридор, куда только что практически пулей вылетел Суслик.

— Что это с ним? — спросила она скорее у пустоты, чем у меня.

Только после этого она заметила меня, и ее лицо, до этого выражавшее лишь легкое любопытство, мгновенно окаменело, превратившись в холодную, высокомерную маску, наполненную неподдельным отвращением — реакция была настолько искренней, что ее невозможно было скрыть.

Но затем, так же быстро, она взяла себя в руки. Маска отвращения исчезла, уступив место искусственной, выверенной маске спокойствия.

Интересно.

Первая реакция была настоящей. Значит, она по-прежнему меня ненавидит. А вот вторая… вторая — это уже игра. Интересно, ради чего она затеяла этот спектакль?

Как она вообще сюда вернулась, да еще так быстро? Либо у нее действительно есть невероятно могущественные покровители в самой Гильдии, о которых я даже не догадываюсь.

Либо… либо она заключила какую-то дьявольскую сделку с Мышкиным, сдав кого-то покрупнее в обмен на свою свободу. В любом случае, ее триумфальное возвращение было очень дурным знаком.

Она села за стол, нарочито громко положила на него свою папку и только после этого повернулась ко мне. Я приготовился ко второй части утреннего спектакля, к новой порции язвительных уколов. Но то, что произошло дальше, заставило меня удивиться.

— Илья, — она заговорила, и в ее голосе не было и следа утренней ядовитой насмешки. Наоборот, он звучал тихо и как-то… виновато. — Я… я хочу извиниться за свое поведение сегодня утром. Я… я была не в себе, слишком переволновалась из-за всей этой ситуации. Наговорила тебе гадостей. Прости.

Я молчал, внимательно глядя на нее, пытаясь понять, в какую игру она играет теперь.

— А еще, — она сделала глубокий вдох, — я тут подумала. Мы с тобой… мы ведь оба лучшие ординаторы в этом отделении, это же очевидный факт. Шаповалов ценит и тебя, и меня. Конкурировать друг с другом, как мы это делали… это же нелепо и глупо. Мы могли бы стать… командой. Союзниками. Помогать друг другу, а не вставлять палки в колеса.

Я молчал, быстро прокручивая в голове ее слова.

Интересный ход. Очень неожиданный тактический маневр. Вместо ожидаемой эскалации конфликта она предлагает перемирие и союз. Либо она действительно перепугалась до смерти. Либо это какая-то очень хитрая, многоуровневая игра, которую она затеяла.