— Особенно если внизу есть ещё такие твари, как этот скорпион.

Призвав заклинания-светляки, я начал осматриваться. Пещера действительно была гигантской, но спустя несколько минут блужданий вдоль её стены, обнаружился проход.

Он был узким, почти незаметным между скал, и я бы его не заметил — если бы не едва различимые руны, которые можно было увидеть только магическим зрением. Они явно были древними, и формат мне не был знаком — но в них оставалась сила.

— Кто их тут оставил?

Разумеется, ответа у меня тут не было — но стало немного спокойнее.

По-крайней мере, я не первый человек, побывавший тут.

Чем дальше я шёл по туннелю, тем сильнее меня охватывало чувство, будто я к чему-то приближаюсь…

К чему-то, отзывающемуся в моей Искре…

Туннель был проложен в камне — плотном, покрытом мхом и лишайниками, но… Он был именно «проложен» — не образовался естественным образом. Своды были слишком ровными, стены — идеально прямыми. Это было сделано руками или магией, а не временем.

Воздух стал влажным, нотки гнили ощущались отчётливее. И я чувствовал что-то ещё — сладковато-кислое, как… испорченный мед, который однажды валькирия Дейра подсунула мне на пиру.

Сволочь, я потом три дня по древу мира скакал, не понимая, что творю…

Я чувствовал, как пока ещё «разреженная», но уже ощутимая магия, которой не ощущалось всё наше с дедом путешествие по пещерам, колеблется вокруг меня. Она то усиливалась, то пропадала — будто пульсировала в такт невидимому сердцу глубин.

Я шел довольно долго — тоннель тянулся безо всяких ответвлений, прямой как палка. А затем до ушей донёсся странный звук — словно кто-то шуршит бумагой. Шорох становился громче, и вскоре я увидел отблески света на стенах тоннеля — и вышел из него.

— Ох-ре-неть…

Передо мной раскинулось болото.

Огромное, тёмное, мерцающее от светящихся грибов и кристаллов, вросших в торфяную почву. Воздух над болотом дрожал, будто нагретый до точки кипения, но вместо жара нес собой леденящее ощущение чужого присутствия…

Каждый вдох давался с трудом — влажный, затхлый воздух был насыщен запахами гнили и сладковатой тухлятины. Тени среди грибовидных растений и кустистых схов колыхались, как живые, и между ними что-то летало.

Невидимое, но… Многочисленное.

Я едва замечал движения — быстрые, почти неуловимые. Но рассмотреть, кто там обитает, не мог — слишком далеко было для моего магического зрения.

— То ли крылатые создания, то ли просто вихри магии…

Но что бы это ни было — оно чувствовало меня. Я это знал — спину щекотало ощущение тысяч взглядов.

Именно из-за этого ощущения я не спешил лезть вперёд.

Болото…

Просто посреди подземелья? Это противоестественно. Подземелья — это камень, вода, возможно, древние руины или застывшая лава. Но не болото. Не это разложение жизни, переплетённое с чем-то потусторонним.

Выглядело оно совершенно инородно — как кусочек другого мира, который невесть как перенесли сюда. Возможно, когда-то здесь произошёл разлом реальности, и этот уголок был вырван из Урочища?

Или… Если вспомнить руны на проходе — скорее, это сотворено руками…

Как что? Как тайник? Или…

Как полигон?

Магия здесь была — куда более осязаемая, чем в прежних частях подземелья. Она была в каждом кристалле, каждом грибе…

Вдали двигались источники света — они медленно ползли по поверхности болота.

Но куда сильнее меня заинтересовало, что вдали, в паре сотен метров, на другой стороне пещеры, располагалась светящаяся арка, напоминающая древнюю дверь.

Она возвышалась над всей этой гнилью, будто маяк. Контуры арки были сделаны из того же материала, что и кристаллы, растущие в болоте — только обработанные.

Арка пульсировала, будто дышала, и каждый её вздох отзывалось эхом в моей Искре…

В который раз я пожалел, что не взял с собой Мунина… Лететь в Тянь-Шань ему бы пришлось долго, а у меня поджимало время, так что… Обойдёмся тем, что есть — тем более, для Бунгамы такие места дом родной, в случае чего подсобит.

Спрыгнув с уступа на торчащий посреди трясины валун, я снова осмотрелся — затем слез в вонючую воду и осторожно двинулся вперёд.

Всё вокруг дышало тьмой и влагой. Здоровенные грибы мерцали, как будто внутри них бились крошечные сердца, а кристаллы, в изобилии торчащие из воды, ритмично пульсировали. Маслянистая и вонючая жидкость (язык не поворачивался называть её водой) то и дело вздувалась лопающимися пузырями.