– Отчего же! – Герт почувствовал, как холод, поднявшийся из глубины сердца, выдавливает из него морок, как воду из губки. – Я даже знаю пару строф. Ты окутала меня мороком, как плащом, затопила мой разум туманами, похитила сердце…

– Остановитесь! – показалось, что Микулетта задыхается. – Вы не можете этого знать! Никто не знал… Кто вы, Карл?

– Баловень судьбы? – предположил Герт.

Его голова окончательно очистилась. Он, словно бы, протрезвел – если, конечно, действительно был пьян, - или очнулся от забытья, если Микулетта, и в самом деле, напустила на него морок. Его взгляд прояснился, и мысли потекли спокойно и ровно.

"Ремт Сюртук!"

Рыжий сказал, что не знает, как выглядят вещи силы, но он лукавил. Не договаривал.

"Он что-то знает? Знает меня? Которого из двух?"

Ремт и сам был загадкой.

"Как он сказал? Они берут жизненную силу? Но я не умер и не заболел. Я всего лишь немного повзрослел".

И тут Герт постиг сразу две простых истины. Он не повзрослел. Просто жизненный опыт прежнего Герта неожиданно раскрылся в Карле, как если бы мальчик, и в самом деле, прожил жизнь Герта, испытав любовь и ненависть, войну и страсть, боль, отчаяние, торжество! Такой опыт бесследно не проходит. А не умер он, не заболел и не сошел с ума, потому что в жилах Карла течет кровь Ланцанов. А семья Ланцан происходит от одного из старых кланов, и оборотни среди них не редкость.

Головоломка предполагала одно верное решение. Загадка имела ответ! И он был настолько очевиден, что оставалось лишь недоумевать, как Герт мог этого не понять? Фигурки зверей, вот в чем дело. Лелиа не захотела на них даже смотреть. Не прикоснулась. Ушла прочь. А он? Отчего это не случилось с ним шестьдесят лет назад? Не оттого ли, что Карл не Герт, и Герт не Карл.

"И еще я никогда не спал с женщиной – оборотнем".

Герт не спал. А вот Карл спал…

"И не встречался с кем-то из истинных Древних. А камни, - вспомнил он вдруг, - камни называются оборотными… Он так и сказал, оборотные камни…"

Много лет назад за бутылкой вина в придорожной корчме что-то такое рассказывал не кто иной, как Гвидо ди Рёйтер. Они встретились случайно, знали друг друга плохо, но все-таки были знакомы. А под вино - они коротали в харчевне ночь, - молодой Гвидо рассказывал Герту удивительные истории. Он был хорошим рассказчиком, этот Гвидо, и, по-видимому, много читал…

– Я что-то пропустила?

– И да, и нет! – развел руками Герт. – Я кое-что обдумывал… Вы ведь не вампир, графиня?

Уж это он бы про нее знал. Невозможно любить женщину и не узнать, что она…

– Вампир? У вас богатое воображение, мой друг!

– Да, да, - покивал Герт. – Выходит, это правда, что Горны происходят от Элид Лэ? Вы урожденные элиды. Я прав?

На западе, в Чеане и в Загорье существовала легенда о богине Элид Лэ, сошедшей к людям с Высоко Неба и оставшейся с ними навсегда. Она потеряла бессмертие, но зато оставила потомство. Так вот, среди прочего, Элид Лэ читала по крови, что бы это ни значило на самом деле, и умела наводить морок. Так о ней рассказывали, и, судя по всему, не зря.

– О, как! – Микулетта попыталась скрыть за иронией свой испуг. – Так я, по-вашему, богиня?

– Наверное, когда вы были молоды… - улыбнулся Герт.

– Льстец! Глупости! И не вздумайте рассказывать эти сказки кому-нибудь еще!

Но он не сомневался, что камень попал в цель. Надо же, за одну ночь, - которая, к слову, еще не закончилась, - Герт повстречал альву, живущую среди людей, станцевал с женщиной-лисой, и переговорил накоротке с одной из легендарных элид, которую, к слову, он когда-то любил. Причем, любил во всех смыслах.

"Ох, грехи наши тяжкие!" – подумал он, провожая взглядом Микулетту. Печалился ли он? Возможно. Сожалел? О чем? Эта история, как и множество прочих, осталась в прошлом. Там ей и место.

3. Королевский замок Кхе Кхор, тринадцатого цветня 1649 года

Герт не знал, сколько прошло времени, да и не хотел знать. Много или мало, час или два - какая разница? Счастливые часов не наблюдают, не правда ли? А он был счастлив. Волшебство Большого Маскарада действовало на него точно так же, как и на всех других обитателей этой ночи. Поднимало настроение, разгоняло кровь, звало раствориться в себе, отдавшись без остатка весеннему колдовству.

Герт бродил по аллеям парка, пил вино и танцевал вместе с другими мужчинами джигу, шутил с незнакомками и гадал, насколько молоды и красивы дамы, скрывающиеся под масками. Эта или та, фея, пастушка или богиня…

Он как раз проходил мимо трельяжа[3], увитого побегами дикого винограда, когда услышал за зеленой стеной женский вскрик.

– Сударь, вы делаете мне больно!

– Не говори, нет, голубка! – возразил мужской голос, в котором звучали, смешиваясь, власть, жестокость и черная похоть. – Ты же сама хочешь, милая, разве нет?