Шрифт:
— Разумовский, — наконец произнес он, закрывая карту. — Это все, конечно, очень убедительно. Не спорю, ваша теория выглядит чертовски логичной. Но это все косвенные признаки. А пока я не получу официальное заключение профильного специалиста, то есть эндокринолога, я не имею права назначать гормональную терапию вслепую. Это будет грубейшим нарушением протокола…
— Мастер-целитель! Георгий Давидович! — вдруг закричала одна из медсестер, указывая на монитор. — Быстрее! Он не дышит!
Мы все бросились к кровати.
Леонид лежал абсолютно неподвижно, его грудная клетка застыла. На мониторе, где до этого была плавная кривая дыхания, теперь тянулась идеально прямая линия.
Пульс упал до тридцати ударов в минуту. Давление — восемьдесят на сорок и продолжало падать.
Микседематозная кома с угнетением дыхательного центра. Мозг, лишенный гормонов щитовидной железы, просто отключил функцию дыхания, как отключают ненужный, энергозатратный прибор.
Прилипало и медсестры запаниковали. Началась стандартная, рефлекторная реанимационная суета — кто-то схватил мешок Амбу и прижал маску к лицу пациента, кто-то уже готовил ларингоскоп для интубации.
— Идиоты! — взвился у меня в голове Фырк. — Они лечат следствие! Пока они будут пихать ему в глотку трубку, его сердце остановится! Причина не в легких, а в голове!
Я рванул к большому красному реанимационному шкафу, рывком распахнул дверцу. Так, адреналин, атропин, лидокаин… это все не то.
Где же… Вот! В самом дальнем углу, почти завалившаяся за другие коробки, нашлась пыльная упаковка с надписью «L-тироксин для инъекций».
— У нас нет времени ждать эндокринолога! — я повернулся к Гогиберидзе, сжимая в руке спасительную ампулу. — Или я ввожу ему это прямо сейчас, или через пять минут его мозг умрет от гипоксии! Выбор за вами, Мастер! Разрешаете?!
Глава 19
Заведующий смотрел то на умирающего пациента, то на бесполезную суету персонала, то на меня. Я видел, как в его глазах борются животный страх за пациента и парализующий страх нарушить протокол, сделать что-то «не по правилам».
Давай же! Решайся, старый бюрократ!
— Делайте! — наконец выдавил он сквозь зубы. — Под мою личную ответственность!
Я мгновенно отломил кончик ампулы, набрал прозрачную жидкость в шприц и ввел весь объем в порт центрального венозного катетера. Теперь оставалось только ждать.
В палате повисла напряженная, густая тишина, нарушаемая лишь мерным писком кардиомонитора и ритмичным шипением мешка Амбу, которым продолжала работать медсестра.
Минута… Цифры на мониторе застыли на критических отметках, не желая двигаться ни вверх, ни вниз.
Две минуты…
И вдруг — слабый, едва заметный, но абсолютно самостоятельный вдох! Грудная клетка пациента едва заметно дрогнула и поднялась. За ним второй, уже глубже.
Давление на мониторе поползло вверх — восемьдесят пять… девяносто… Пульс начал выравниваться — сорок… пятьдесят…
— Получилось! — сдавленно выдохнула медсестра, отнимая мешок Амбу от лица пациента.
— Конечно, получилось, — самодовольно фыркнул у меня в голове Фырк. — Мой двуногий гений! Хоть и слишком скромный.
В наступившей тишине раздались тихие, жидкие аплодисменты.
Я обернулся. В дверях палаты, наблюдая за всей этой сценой, стояла главврач Кобрук и та самая троица лекарей.
Один из них — высокий мужчина лет тридцати пяти с умными, внимательными глазами — отделился от группы и подошел ко мне, протягивая руку.
— Блестяще! Просто блестяще! Рад познакомиться — Виктор Альбертович Крылов, хирург. Меня прислали из Владимира на усиление. Согласно распоряжению, в ближайшие две недели я должен работать в качестве вашего ассистента.
Интересно.
Совпадение? Или Гильдия прислала своего наблюдателя, чтобы держать меня под контролем? Вот я прямо так и чувствовал фальшь в его словах.
— Держи ухо востро с этим, — тут же предупредил Фырк, который уже снова сидел у меня в кармане. — Что-то мне его слишком восторженная рожа не нравится.
А я вслух сказал, пожимая протянутую руку:
— Илья Разумовский. Добро пожаловать в наш дурдом.
Я вышел из терапевтического отделения, все еще мысленно прокручивая в голове детали спасения Муромцева. Адреналин, бурливший в крови во время реанимации, постепенно отпускал, сменяясь глубокой, свинцовой усталостью.
— Разумовский! Подождите!
Я обернулся.
Главврач Анна Витальевна Кобрук догоняла меня по гулкому коридору быстрым, почти мужским шагом. Ее лицо, как всегда, было серьезным и деловым, но сегодня в ее взгляде я уловил что-то новое, чего не было раньше.