Шрифт:
— Тебе вообще никто не нравится. Кроме меня, — мысленно напомнил я ему.
— Это да. Но этот особенно противный!
— Здесь я с тобой, пожалуй, полностью согласен.
Вечером мы с Вероникой гуляли по старинному городскому парку. Свежий воздух после душного больничного дня был свеж и прозрачен, а птицы, не обращая внимания на редких прохожих, заливались такими сложными трелями, словно соревновались в вокальном мастерстве перед невидимым жюри.
— Рассказывай, как прошел твой первый день после возвращения? — Вероника взяла меня под руку, и ее пальцы уютно переплелись с моими.
— Спас одного пациента от неминуемой микседематозной комы, вдребезги разругался с половиной терапевтического отделения, получил завуалированное предупреждение о слежке от главврача… В общем, обычный, ничем не примечательный день, — я пожал плечами.
— Ты невозможный! — она рассмеялась, и этот смех, звонкий и искренний, показался мне лучшей музыкой на свете. — Только ты можешь говорить о спасении человеческой жизни и больничных интригах так, будто рассказываешь о походе за хлебом!
Мы дошли до небольшого ресторанчика на берегу пруда. Уютное место с открытой террасой, нависающей прямо над темной, подернутой рябью водой, и тихой, ненавязчивой музыкой.
— Мадам, — я с максимально галантным видом отодвинул для нее плетеный стул.
— Мсье, — она присела в игривом реверансе, и ее глаза смеялись.
Ужин прошел в легкой, почти безмятежной атмосфере.
Вероника, как всегда, блистала, рассказывая забавные и трагические истории из отделения скорой помощи, где каждый день был похож на театр абсурда.
Я, в свою очередь, делился впечатлениями от владимирской поездки — разумеется, опуская все детали, связанные с гильдейскими заговорами, и делая упор на роскошь отеля и чудачества Артема.
Дома страсть накрыла нас уже в прихожей, едва за нами захлопнулась входная дверь. Три дня разлуки, наполненные тревогой и напряжением, требовали выхода. Поцелуи, жадные и глубокие. Объятия, сильные, почти отчаянные. Срываемая на ходу одежда, летящая на пол…
В этот момент не было ни Гильдии, ни Крылова, ни умирающих пациентов. Была только она. Ее запах, ее вкус, тепло ее кожи. И этого было более чем достаточно.
Ночь обещала быть жаркой.
Следующим утром я пришел в ординаторскую раньше всех. Ночная страсть смыла усталость прошедших дней, но голова уже работала в привычном, аналитическом режиме.
Нужно было спокойно проверить операционный план на сегодня, еще раз просмотреть истории болезни пациентов, которых я вел до отъезда.
— Доброе утро! — Алина Борисова буквально влетела в комнату, энергичная и собранная. — О, Разумовский уже здесь! Решил отработать за все прогулы?
Следом за ней, как всегда неторопливо и основательно, вошел Величко:
— Привет, Илья! Рад тебя видеть!
Затем ввалился Фролов, зевающий во весь рот и отчаянно пытающийся пригладить свои растрепанные волосы. А за ним — Виктор Крылов.
Подтянутый, свежевыбритый, в идеально отглаженном белоснежном халате, он выглядел так, будто сошел с обложки медицинского журнала.
Показушник. Хирург должен быть не выглаженным, а выспавшимся и с ясной головой.
Последним, как и подобает главному режиссеру, появился Шаповалов. А за его спиной, нервно переминаясь с ноги на ногу, маячил… Славик.
— Так, внимание все! — завотделением окинул нас тяжелым взглядом. — Познакомьтесь. Вот этот усатый товарищ, который последние два дня вцепился в меня мертвой хваткой, как репей в собачий хвост. Вячеслав Муравьев — отныне пятый, внеконкурсный претендент на место под солнцем в нашем отделении!
— Пятый? — удивленно протянул Фролов. — Но, Игорь Степанович, мест же всего три!
— Именно! — Шаповалов хищно ухмыльнулся. — А это значит, что конкуренция становится еще интереснее! Кто по итогам ординатуры выступит хуже всех, будет переведен в санитарки и станет лично драить мой кабинет! Ха-ха! Шучу, конечно. А может, и нет. Но для нашего новичка я придумал особое, вступительное задание.
Он протянул ошарашенному терапевту толстую папку с историей болезни.
— Пациентка Вихлева из седьмой палаты. Изучи историю болезни, проведи осмотр и к обеду предоставь мне полный отчет: твой предполагаемый диагноз и план операции, которая, по-твоему, ей предстоит. Справишься — получишь шанс побороться за место. А чтобы тебе было веселее, — он обвел взглядом остальных, — устроим небольшое соревнование! Величко, Фролов, Борисова — вы получаете ту же задачу! Посмотрим, чьи мозги сегодня работают лучше — у опытных хомяков или у новичка из терапии!
— А я? — не выдержав, встрял Крылов. — Мне тоже участвовать?
— А вы, уважаемый, — Шаповалов повернулся к нему, и его голос стал ледяным, — пойдете в первичку!
— Но мы так не договаривались! Я Целитель третьего класса, хирург!
— Да мне глубоко плевать, о чем вы там со своей Гильдией договаривались! — рявкнул Шаповалов. — В моем отделении оперируют и работают МОИ лекари! А ты, насколько я помню, прислан на усиление больницы в период эпидемии? Вот и иди, усиливай! Занимайся «стекляшкой», раз уж ты такой высококлассный специалист! Шагом марш!