— Зайдите ко мне в кабинет. Нужно поговорить.

Ну вот, началось. Разбор полетов.

Либо выговор за самоуправство, нарушение всех мыслимых и немыслимых протоколов и применение незарегистрированных целительских практик. Либо… либо что-то другое. С ней никогда не угадаешь.

В просторном кабинете главврача царила привычная атмосфера строгого, почти стерильного порядка. Кобрук обошла свой огромный стол и села в массивное кожаное кресло, жестом предложив мне устроиться напротив.

— Во-первых, — начала она без всяких предисловий, сцепив тонкие пальцы в замок. — Это была впечатляющая работа. Поставить диагноз микседематозной комы по одним лишь косвенным признакам, да еще и в условиях, когда все вокруг были уверены в банальной инфекции, — это высший пилотаж. Вы спасли человеку не только жизнь, но и репутацию всей больницы.

— Спасибо, Анна Витальевна. Я просто делал свою работу.

— Во-вторых, — ее тон стал жестче, а взгляд — острее. — Держитесь подальше от этого жизнерадостного товарища, Крылова. Да, формально он прислан из Владимира на усиление по нашему же запросу. Но у меня стойкое, почти физическое ощущение, что его главная задача здесь — не помогать, а следить. За вами, за мной, за всей больницей.

— Ого! — Фырк, который до этого дремал у меня в кармане, тут же высунул свой любопытный нос. — А начальница-то наша не дура! Сразу раскусила этого шпиона!

— Благодарю за предупреждение, — спокойно кивнул.

Похоже не только я чувствовал фальшивую доброжелательность хирурга из Владимира. Хотя ничего другого, я в общем-то, и не ожидал.

После истории с бароном и моего прямого столкновения с верхушкой владимирской Гильдии они не могли не прислать своего «наблюдателя». Наивно было бы полагать иначе.

Но то, что Кобрук говорит мне об этом прямо, без обиняков… это меняет дело. Она больше не видит во мне неуправляемую проблему. Она видит во мне союзника против общей, внешней угрозы.

Она сильный и опасный игрок, и ее поддержка в этой подковерной борьбе многого стоит.

— Будьте осторожны, Илья, — добавила она, и ее голос стал тише. — У меня очень плохое предчувствие насчет всего этого.

Она впервые назвала меня по имени. Не «Разумовский», не «Подмастерье», а «Илья». Это был знак. Знак того, что лед между нами окончательно треснул.

Выйдя из кабинета главврача, я направился в хирургическое отделение. Адреналин от спасения Муромцева и напряжение от разговора с Кобрук постепенно уходили, оставляя после себя привычную, ровную усталость. Нужно было проверить своих пациентов и наших ординаторов.

На сестринском посту, склонившись над журналом, сидела Кристина. Услышав мои шаги, она подняла голову и вздрогнула, словно пойманная на чем-то предосудительном. Потом на ее лице появилась слабая, неуверенная улыбка.

— Привет, — сказал я, подходя ближе. — Как ты?

— Нормально, — она нервно поправила выбившуюся из прически прядь волос. — Илья, я хотела поблагодарить. За все. Если бы не ты и не следователь Мышкин…

— Как все прошло с арестом? — я прервал ее, давая понять, что благодарности излишни. Мне нужно было знать, насколько сильно ее это травмировало.

Ее лицо помрачнело, а в глазах снова мелькнул отголосок пережитого ужаса.

— Страшно было. Очень страшно. Все пошло не по плану, Илья! Они вернулись раньше пьяные! А потом трезвые все поняли! Дядя Федор… он все понял. Оказывается я не так положила тетрадь на место. Свои собственные носки найти не может никогда… А тетрадь он запомнил, блин! Он приказал Сычеву схватить меня. Мне пришлось импровизировать, рисковать, чтобы просто вырваться… — она передернула плечами, обхватив себя руками, словно ей стало холодно. — Страшно было, но я взяла себя в руки, и если бы Мышкин на минуту позже приехал… Не знаю, что бы он со мной сделал.

Я слушал ее, и мой мозг анализировал произошедшее. План действительно пошел не так, как задумывалось. Но результат был достигнут.

Опасного в этом ничего не было. Волков бы не стал причинять ей вреда. Немного припугнул бы и все.

Я сталкивался с такими людьми. Он из себя скорее строил злобного и строгого. А внутри был пугливым щенком, который так дрожал за тетрадку, что все время клал ее на одно и тоже место, как будто боялся сам сдвинуть ее хоть на миллиметр. Боялся лишний раз к ней дотрагиваться.

— Но все закончилось хорошо, — сказал я ровным, констатирующим тоном. Это было признание ее заслуги. Она выстояла и победила.

— Да, — Кристина опустила глаза, разглядывая свои ногти. — Знаешь, мне все равно стыдно. Он же родной дядя, единственный, кто у меня остался. А я… я его предала.

— Ты поступила правильно, — твердо сказал я. — Он торговал просроченными, опасными лекарствами. Из-за таких, как он, люди страдают и умирают. Твой дядя — преступник, а не жертва. Ты должна это понимать.