— О, новенький? — он кивнул на кровать у окна, где лежал крупный, отечный мужчина. — Кто такой, Виталий?

— А, это «подарок» от нашего гения Разумовского, — с пренебрежительной усмешкой ответил Прилипало, дежуривший в палате. — С первички привез. Опять ему всякие редкие болезни мерещатся. Все пытается себе репутацию заработать, выслужиться перед начальством.

Гогиберидзе внутренне хмыкнул.

Да, этот Разумовский… Талантлив, несомненно, но слишком уж лезет на рожон, пытается прыгнуть выше головы. Вечно ищет экзотику там, где, скорее всего, обычная инфекция или старческий маразм.

— И что с ним, по мнению нашего гения? — саркастически поинтересовался Гогиберидзе.

— Микседематозная кома! — Прилипало едва не рассмеялся. — Вы представляете, Георгий Давидович? Терминальный гипотиреоз! Да я за всю свою практику такого ни разу вживую не видел, только в старых учебниках читал. Он списал все на замедленные рефлексы и холодную кожу…

Прилипало подошел к кровати и с видом опытного диагноста продолжил:

— Я его осмотрел. Ну да, мужик заторможенный, бледный, отечный. В анамнезе — брадикардия, ну так он бывший военный, крепкий, «спортивное сердце» — обычное дело. Кожа холодная — так у него шок неясного генеза, вот и периферический спазм сосудов. Гипотермия? Наш электронный термометр часто барахлит, вы же знаете. Ничего специфического, что указывало бы на эндокринную патологию.

Гогиберидзе подошел к пациенту.

Он тоже видел лишь набор разрозненных, неспецифических симптомов. Его мозг опытного, но консервативного врача, привыкшего к стандартным случаям, шел по давно проторенной дорожке.

Действительно, похоже на острую энцефалопатию.

Скорее всего, токсического или метаболического генеза. Разумовский просто притянул за уши редкий, книжный диагноз к общей неспецифической картине. Классическая ошибка молодого, амбициозного лекаря — искать зебру в стаде лошадей.

— Господа лекари… — раздался с кровати слабый, полный надежды шепот. — А может… тот молодой лекарь… он прав?.. Мне действительно очень холодно…

— Не переживайте, Леонид Павлович, — снисходительно похлопал его по плечу Прилипало. — Он у нас специалист особый, одаренный. Любит редкие, красивые диагнозы. Мы вас обследуем как следует. Скорее всего, у вас просто тяжелая интоксикация на фоне какой-то скрытой инфекции. Завтра утром сделаем КТ головного мозга, сдадим все анализы, все будет ясно.

Гогиберидзе согласно кивнул.

— Да, Виталий, действуйте по стандартному протоколу. КТ, анализы на токсины. А с комой Разумовского разберемся завтра.

Вооруженный неопровержимыми уликами, я почти бегом ворвался в палату интенсивного наблюдения. Там уже собрался импровизированный консилиум — сам Виталий Прилипало, заведующий терапевтическим отделением Георгий Давидович Гогиберидзе, грузный мужчина с пышными седыми усами, и пара медсестер.

Леонид лежал под капельницей с обычным физраствором, такой же бледный и заторможенный.

Когда я входил, я краем глаза заметил в коридоре главврача Кобрук в сопровождении неизвестной мне троицы, которую она, похоже, водила экскурсией по больнице. Но сейчас мне было не до них.

— Георгий Давидович! — я подошел прямо к заведующему, протягивая ему амбулаторную карту. — Вот история болезни пациента за последние три года. Смотрите сами: прогрессирующий, необъяснимый рост холестерина, который не берет никакая диета. Постоянная, стойкая брадикардия, которую ваши лекари списывали на «сердце спортсмена». Хронические запоры, отеки. А теперь — гипотермия, миотонический спазм, заторможенность. Сложите все это вместе! Это же классическая, хрестоматийная картина развития микседемы!

— Подмастерье, не нужно учить Мастера-целителя медицине! — тут же встрял Прилипало, пытаясь защитить честь мундира.

— Ему не КТ мозга сейчас нужно делать, а ввести одну ампулу тироксина! — я полностью игнорировал его, обращаясь только к Гогиберидзе, как к единственному человеку здесь, способному принимать решения. — Если мы прямо сейчас не возьмем кровь на гормоны и не начнем заместительную терапию, он умрет у вас в отделении в ближайшие сутки! И в протоколе вскрытия будет написано «смерть от недиагностированной микседематозной комы»!

— Пожалуйста, послушайте его! — взмолилась жена Леонида, которая вошла следом за мной и теперь стояла у двери, сжимая в руках платок. — Он же знает, о чем говорит! Он все мои ответы угадал!

— Давай, двуногий! — азартно подбадривал Фырк, который уже сидел у меня на плече. — Дожми этих тупиц в белых халатах!

Гогиберидзе молча, с непроницаемым лицом, листал потертую амбулаторную карту. Его густые усы подрагивали. Было видно, что мои аргументы и цифры в карте произвели на него впечатление. Но на его лице боролись здравый смысл и страх перед нарушением инструкций.