Как бы, никто и не думал забывать про бывшего оружничего Императорского двора, томящегося и маринующегося в подвалах Тайной Канцелярии. Но на кой ляд привлекать для этого Алину и мою тушку? Своими силами разобраться не могли?

Привлечены были не только мы двое. В камере, аналогичной той, где держали Ханну, кроме обитателя узилища Бесчестных, собрались Александровский, Бериславская и я.

Саныч взором, преисполненным холодной отстранённой ярости, созерцал дыбованного оружничего, которому из жалости, чтоб не помер раньше положенного от кровопотери, замотали прострелянные колени.

Хотя, едва ли это поможет. То ли местные пренебрегли какими-то санитарными нормами, то ли в подвале было не слишком стерильно, то ли ещё каким путём узник умудрился подхватить сепсис, но ноги ниже колена приобрели нездоровый тёмный, близкий к чёрному, некрозный цвет гангрены.

Обитатель узилища сощурился на нас, вошедших. Дождался, пока охрана снаружи закроет за нами дверь. Перевёл взгляд на Саню, изрёк.

— Полагаю, час мой пробил, государь? Никак, убивца отпрыска мне в палачи назначил?

— Не угадал, — чёрно ухмыльнулся монарх. — Не убивца отпрыска, а спасителя падчерицы. Или, ты думал, что мы не узнаем, как ты повелел своей приёмной дочери Мастерова покушением извести, да своему Мстиславу наказал умертвить её на случай провала? А ты ж, гляди, просчитался. Мастеров не только лишь погибели избежал, да и мать её родную к жизни вернул.

Бесчестных хмыкнул в ответ.

— Буде тебе напраслину наводить. Раз мой час настал, мне эти россказни ни к чему. Сказки пущай молодая недоросль послушает. Скажешь тоже, к жизни вернул… как будто это вообще возможно…

— То есть, к первому пункту и обвинению возражений нет, — подытожил диалог правитель.

«Вот же ж, мастера языками трепать…», — подумалось мне. «Неужели у них так каждое судейство протекает?».

— Бесчестных Пелагий Любомирович.

Голос Саныча резко окаменел. Молодой государь закончил пустословить и перешёл непосредственно к делу.

— Боярин, что занимал место оружничего Императорского двора. Пойман за руку при попытке смертного умерщвления на людях, чему не может быть оправданий или смягчений. В ходе дознания обнаружил свою причастность к подстреканию на смертоубийство под страхом оного же умерщвления, с грязным использованием старшинства родительского положения. Окромя того, обнаружил причастность к различного рода картельным сговорам. Того кроме, обнаружил причастность своего дома к чёрной связи с чернокнижием. Раскаиваешься ли в содеянном?

— А мне всё одно, государь, — фыркнул Пелагий. — Что раскаиваюсь, что не раскаиваюсь. Всё равно отсюда на своих двоих не выйду. Ты ж мне даже исповедаться пред кончиной не дозволил.

— А ты заслужил исповедь? — вкрадчиво поинтересовался «государь». — Может быть, тем, что заказал Синдикату головы четы с их малолетними дочерьми? Али, стало быть, тем, что принудил падчерицу к покушению? Или, быть может, я не разумею, но тем, что в доме твоём чернокнижие творилось, а ты ни сном и не духом? По-твоему, у тебя есть право требовать исповеди?

— Так почто воздухи сотрясаем? — осведомился пленник. — Так охота за душу щипать? Упиваешься сим, государь?

Саныч безучастно развёл руками.

— Ты сам всему свидетель, дорогой мой Александр Александрович. Пойманный с поличным на покушении избавил нас от сомнений в своей виновности, да в покаянии нужды не испытывает. Действующий в Империи кодекс недвусмысленно трактует наказание за подобные отступления. Карой за них ещё наши предки установили смертную казнь, и, считаю, что тому самое то. Так как ты, дорогой гость, нападению подвергся, да стрелянием в тебя жертвою стался, то на тебе и вершение правосудия. Не вижу смысла выкатывать это безобразие на всеобщее обозрение. Ежели пожелаешь — причинить месть обидчику можешь незамедлительно.

— Так-то, не я один пострадавший, — заметил я. — Покушались, в первую очередь, на Морозовых. Я — так, лишь под горячую руку попал. Да и Рада своего тоже натерпелась.

— Но не Морозовы с Радой пулю грудью словили, — Александровский посмотрел мне в глаза. — Изготавливать покушение — это одно. А прямой выстрел в сердце — это абсолютным образом иное. А ты, к тому же, пусть и пострадал шибче прочих, оным же прочим подспудно подсоблял избавиться от погибели. Словом моим, да буквою закона, ты признан наиболее потерпевшей от рук злоумышленника стороной.

Двоякая ситуация.

Как бы, Александровский прав. Этот хряк не просто стрелял в меня. Мне-то к этому не привыкать. Стреляли по мне самым разным калибром, начиная от ручного стрелкового и заканчивая крупнокалиберной артиллерией. До сих пор Бог миловал, потому по сей день грешную землю топчу. Но парочка Бесчестных дважды подряд с дистанции «в упор» пыталась вынести меня, что, в случае успеха и моей преждевременной кончиной, резко руинило все мои планы, а, вместе с ними, и все планы местных.