Шрифт:
Первую треть текста Корней одолел со скрипом (он ненавидел химию), но дальше статья захватила его. Особенно с появлением слова «оргия».
Биография сообщала, что Леффлер вел двойную жизнь, успешно совмещая несовместимое: точную науку и чтение средневековых колдовских фолиантов, монотонную работу на армию США и групповой секс в своем загородном особняке. Среди друзей химика были такие одиозные товарищи, как сатанист Алистер Кроули и литератор Рон Хаббард, основатель Церкви сайентологии.
Леффлер охотно фотографировался в масонском облачении, пугал девиц ручным львом и штудировал трактаты алхимиков. А заодно внес непосильный вклад в создание корпорации Aerojet (она и по сей день строит космические корабли для НАСА и министерства обороны). Кто бы мог подумать: челноки взмывают к звездам с мыса Канаверал благодаря человеку, называвшему себя люциферианцем и реинкарнацией Джона Ди; Леффлер спроектировал ракетоносители орбитального блока.
Перед запусками ракет (в каньоне Дьявола, на Хэллоуин) чудак провозглашал заклинания. Он говорил, что род Леффлеров происходит от чудовища из еврейской мифологии — Голема.
В сороковых равновесие нарушилось — Леффлер начал отклоняться от науки в сторону чистого макабра. Он вступил в Орден восточных тамплиеров Кроули, рекрутировал новичков в Лос-Анджелесскую ложу, писал об астральных путешествиях. Так, он описывал приключения своей души… на Луне, где он…
Видел исполинскую башню и пирамиды внеземных цивилизаций.
Вступительная мелодия из «Секретных материалов» заиграла в ушах Корнея. Не отлипая от экрана, он сгреб горсть орехов и кинул на язык.
После войны Леффлер допрашивал нацистских ракетных экспертов в Алабаме, совершил ряд научных прорывов. И параллельно губил репутацию. Наркомания, публичное обнажение, сексуальные ритуалы. Желтая пресса судачила, что в оргиях принимают участие не только люди, но и собаки, и шимпанзе. «И демоны», — добавлял от себя шутник Леффлер.
В пятьдесят втором химик провел серию магических сеансов, целью которых было установить ментальную связь с жителями Луны и пригласить на Землю Лунное Дитя. Сеансы, дескать, имели успех. Обитатели башни поболтали с Леффлером и известили, что Дитя спустится к людям через шестьдесят шесть лет.
Местом встречи была назначена Прага.
Корней почти не удивился. Прагой уже веяло в тексте: от Голема, от Джона Ди, квартировавшего на Староместской площади пять веков назад.
Он слизал с пальцев соль.
Отто Леффлер то ли тонко троллил общественность, то ли сходил с ума. В письмах режиссеру Кеннету Энгеру он утверждал, что больше не спит. К пятидесяти годам ракетостроитель рассорился как с коллегами из Центра космических исследований, так и с членами Ордена.
Он пропал без вести в шестьдесят третьем. По официальным данным — утонул, катаясь на яхте. По неофициальным — сбежал в Чехословакию караулить Лунное Дитя.
«Ждать пришлось бы долго, — прикинул Корней. — До две тысячи восемнадцатого».
Статья завершалась мажорной нотой: именем Леффлера назван кратер в Срединном море, в том самом месте, где фантазия пионера ракетной эры водрузила башню внеземных цивилизаций.
— Что мы имеем, — сказал Корней вслух, — двойник Дыма — либо уфолог, помешанный на Леффлере, либо его потомок.
В любом случае история химика-оккультиста впечатляла.
— Соловьев обалдеет.
Прежде чем опустить жалюзи, Корней минуту рассматривал идеально круглую луну, плывущую над кровлями.
3.5
Филип не помнил деталей. Только оранжевые всполохи пламени, мечущиеся по стенам тени, плач. Вот он в эпицентре огненной бури, пожирающей абстрактное искусство, а вот уже в задымленном подъезде, тащит за руку Вилму.
Гости выставки толкались, слетая по лестнице, Филипа пихнули в спину. Вилма кашляла надсадно.
Дверной проем мансарды дыхнул жаром и сажей.
— Уходим! — Стиснув зубы, он увлек Вилму вниз, как она час назад увлекла его в праздную сутолоку вечеринки. Дым клубился в подъезде, слепил глаза.
— Он… этот парень… убил…
Вилма трясла синими локонами, будто отказывалась верить.
Огонь больше не угрожал им, но Филипа обуревало ощущение, что кошмар только начался, что пироман — не самый жуткий из сюрпризов ночи.
Панические крики встретили их за порогом подъезда. Кричали справа, и слева, и позади. Не погорельцы Сороки — они откашливались у парадной. Вопли доносились с проспекта.
Интуиция била в набат.
— Кто-нибудь вызвал пожарных?
— Там не берут трубку, — пожаловался седовласый скульптор.