И вправду, есть ли на свете время прекраснее закатной зари, особенно осенью?

Вернувшись в Ром-Белиат, нужно будет обязательно выяснить, чем заканчивается это волнующее стихотворение. В конце концов, для чего-то же Учитель припомнил его именно сейчас.

Впрочем, Учитель всегда был для него слишком загадочен и непостижим. Он совершенно не походил на людей, которых Элиару доводилось знать в юности, на грубых и простых степняков. Не походил он и на утонченных Совершенных, избалованных своим положением титульной нации. О, как же отличался он от всех них! Красный Феникс и впрямь напоминал мифическую птицу, прилетевшую к ним из глубин прошедших столетий. Второй такой не было на белом свете: диковинной яркой птицы, божества, пришедшего из далеких, ныне не существующих земель.

Тем временем Учитель лениво разломил аппетитную на вид хурму и откусил крохотный кусочек, пытаясь распробовать вкус.

— Учителю нравятся эти осенние плоды? — невольно улыбнулся Элиар, глядя на диковинную дегустацию. Виданное ли дело: известный своей придирчивостью Красный Феникс по доброй воле вкушает какие-то дикие плоды, причем в натуральном виде, а не преобразованные до неузнаваемости в изысканном и сложном блюде.

— Да. Они очень сладкие. Попробуй сам, волчонок.

Красный Феникс обернулся: в ладонях его лежала разделенная спелая хурма, большая красно-золотая хурма, надкушенная его светлостью мессиром Элирием Лестером Ларом.

Элиар не нашелся что ответить и молча принял из рук Учителя ароматный плод. Памятуя об изощренном гастрономическом вкусе наставника, зачастую совершенно не близком ему, кочевник вознамерился в два счета расправиться со злосчастной хурмой, проглотить ее и забыть, но не тут-то было. Терпко-вяжущая, сочная мякоть наполнила рот такой нежной сладостью, такой восхитительной легкой сахарностью, что Элиар растаял и сдался. Вдыхая прохладный лесной воздух, он медленно шагал за Учителем и ел пригубленный им плод, ощущая себя одаренным самой дорогой драгоценностью, и от сладости кружилась голова.

Здешние места окончательно очаровали его. И все тут было так просто и по-домашнему, так естественно, что, когда наставник вдруг покачнулся, делая очередной шаг, Элиар не задумываясь поддержал его под руку, как близкого друга, про себя беззлобно посетовав: не стоило Учителю сразу после омовения пить молодого вина! И без того энергия цвета, переполнившая меридианы, вела себя нестабильно. Но кто он такой, чтобы давать советы наместнику небожителей? К такому, как Красный Феникс, ему никогда не приблизиться: он даже заговорить с ним не может без позволения.

Так под руку дошли они до беседки, где Учитель вновь пожелал остановиться. Он опустился на скамью, наслаждаясь свежестью ночного воздуха и протяжными голосами птиц. Элиар встал было рядом, но Красный Феникс жестом указал ему на место у своих ног, и тот повиновался, чувствуя, как в тот же миг ладонь наставника властно ложится ему на макушку, мерно поглаживая волосы.

Кругом было белым-бело: ветер стих, и все вокруг заволокло туманом. Осенние туманы густы. Дымилась холодная белесая марь, плавно наползала из леса, бесшумно поглощая окружающие пейзажи — дерево за деревом, куст за кустом. Она поглотила даже саму ночь, сделав ее непохожей на себя: призрачная серебристая мгла смутно просвечивала тьмою. Последней растворилась затянутая туманом дорожка, ведущая от беседки к павильону, и мир наконец исчез: уже в двух шагах было ничего не различить. Это ощущение нереальности очень понравилось Элиару. Казалось, что там, за белой дымной пеленой, нет больше ничего, и они с Учителем парят где-то вне времени и пространства, плывут в невесомом светящемся облаке, только вдвоем. С наслаждением Элиар вдохнул влажный туманный воздух и, замечтавшись, безмятежно прикрыл глаза: сквозь растекающееся вокруг густое молоко все равно невозможно было разглядеть хоть что-либо.

Еще долго наставник гладил его по голове, возможно, уже неосознанно, позабыв о присутствии ученика. Не желая прерывать блаженный сон наяву, Элиар притих у ног Учителя. Про себя он отнес эту странную доброту на счет опьяняющего воздействия Красного источника. Потрясенный, околдованный ею, Элиар не смел пошевелиться, не смел даже дышать, чтобы случайно не разрушить волшебство момента. Хоть Второй ученик никогда и не выказывал своего чувства прямо, не давал понять этого, но ласка Учителя была для него желанна.

Холодность этого надменного человека поражала, а потому каждое проявление его милости ценилось на вес золота. Элиар всегда плохо переносил тишину, и пытка молчанием от Учителя, которую тот иногда устраивал, была для него невыносима: в такие дни наставник становился еще более холодным, отчужденным и непонятным.

И все же его светлость мессир Элирий Лестер Лар обращался с ним не так плохо, как мог бы. Даже в молчании его крылось определенное благо: в первый год пребывания в храме Учитель говорил со Вторым учеником так мало, что приучил понимать себя без всяких слов. Это стало своеобразной игрой, единственным развлечением в гробовой тишине, которая каждый раз обрушивалась на Элиара при появлении в обществе: пока длилось установленное Учителем время, никто в храме Закатного Солнца не имел права заговаривать с ним. Таково было наказание: все вокруг делали вид, что он не существует.

По статусу своему Учитель и сам редко с кем общался за пределами необходимости. По характеру это был сложный и замкнутый человек: почти никогда он не выражал свои мысли прямо и не любил, когда ему противоречат. Откровенность и прямота не были свойственны Красному Фениксу: непритворная глубина его души завораживала, а в скупых словах был заложен далеко не единственный смысл. Увы, зачастую Элиар не мог раскусить и одного, однако, будучи внимателен, по малейшим изменениям бесстрастного лика Совершенного научился определять расположение его духа и мог предсказывать опасные вспышки раздражения, что было очень полезным навыком. Бросив украдкой единственный краткий взгляд, Элиар точно угадывал переменчивое настроение наставника. Угадывал по одному только выражению глаз, движению бровей, взмаху длинных ресниц.