То, что великий Красный Феникс доверил ему свою безопасность, волновало и будоражило кровь. Элиар чувствовал, какая ответственность лежит на нем, как он необходим Учителю, — и собственная необходимость вызывала острое чувство восторга и затаенной гордости. Он был нужен, впервые нужен! Наконец-то его не отвергали и принимали всерьез… и, возможно, даже принимали за своего.

Несмотря на то, что при контакте с алой водой источника сам он неминуемо получит пагубную степень духовного искажения, он без раздумий последует полученным от Яниэра указаниям. Один волос с головы Учителя был более ценен, чем его — или любая другая — жизнь.

В ужасном смущении Элиар неотрывно наблюдал за Учителем, медитирующим в этой необычной, пугающей воде, похожей одновременно на темное пламя и на кровь. Яркие закатные сумерки поблекли, а потом почернели, и вода стала казаться еще более густой, тягучей и вязкой. Элиар занервничал. Ему вдруг стало безотчетно страшно, что наставник не сможет выбраться из нее, застынет в ней навсегда… В груди тревожно заныло.

Солнце полностью скрылось за цепью горных хребтов, и апогей силы Учителя пошел на спад. Он находится в опасной воде уже слишком долго… почему он не выходит?

Красный Волк шевельнулся и нерешительно подошел к краю. Исходящий от воды духовный жар опалил горло на вдохе, и кочевник глухо закашлялся.

— Поди сюда, Элиар, — очнувшись, негромко позвал Учитель, собираясь наконец закончить омовение.

Знакомый певучий голос казался неземным: отрешенный от мирских забот прохладный голос небожителя. Но — удивительное дело! — Учитель обратился к нему по имени. Такое случалось крайне редко и означало знак благорасположения, которым, что и говорить, Второго ученика удостаивали нечасто. Встрепенувшись, сердце забилось быстрее.

— Ваш недостойный ученик рядом. — Обычно он не очень-то жаловал все эти притворно самоуничижительные формулы вежливости, принятые в храме и при дворе Ром-Белиата, но сейчас отчего-то хотелось произнести нечто подобное. От души хотелось порадовать наставника. Или, по крайней мере, не вызывать его раздражение, не портить мирное расположения духа.

Посещение Красного источника оказало на Учителя странно расслабляющее, почти опьяняющее воздействие. Очевидно, даже жрецу самого высокого уровня мастерства приходилось непросто удерживать концентрацию в настолько мощном природном источнике цвета.

Наблюдать Учителя в таком состоянии было непривычно: охваченный истомой Красный Феникс едва мог справиться с колоссальным притоком духовной силы. Пока она еще не усвоилась в лотосной крови, наставник был слаб. Элиару внезапно пришло на ум, что он мог бы воспользоваться этой временной уязвимостью. Вместо того чтобы помочь Учителю выбраться из источника, он мог бы резко толкнуть его обратно в горячую красную киноварь, вызвав тем самым необратимое искажение цвета.

Элиар спрятал недопустимую улыбку. Он мог сколь угодно долго смаковать заманчивую картину расправы в своем воображении, но наяву никогда не решился бы на такую подлость. Как возможно предать того, кто доверился тебе безоговорочно? Это означает лишиться чести.

Надо признать, после вышедшей из-под контроля шутки Яниэра, когда высокомерный Красный Феникс на глазах у всех спас Второго ученика из воды, и выдох священного фениксового пламени сделался живительным вдохом, отношение Элиара переменилось, и обида на наставника подспудно сошла на нет, превратившись скорее в застарелую привычку. А после прошедшей в прошлом году церемонии мистерии Элиар и вовсе почти не вспоминал о былых разногласиях и детской клятве однажды убить Учителя.

А потому он не столкнул наставника в бездну искажения, а почтительно помог выйти и облачиться в сухую и теплую одежду, после чего надел на ноги мягкие туфли. Яниэр с юных лет был обучен помогать Учителю во всем и хорошо знал, что и как следует делать, для Элиара же, несмотря на полученные подробнейшие инструкции, все было внове. Путаясь от неловкости, он кое-как высушил, расчесал черно-серебряные волосы и наполнил чашу Учителя вином.

Когда Красный Феникс перевел дух и утолил жажду, они пустились в обратный путь по дорожке, ведущей к павильону. Шли они молча и пару раз ненадолго останавливались, должно быть, чтобы Учитель мог передохнуть. Чем дальше отходили они от источника, тем явственнее ощущалось в воздухе дыхание близкой зимы.

— Зерно заката тысяч алых солнц

упало в чернозем великой ночи… —

сорвав с ветки чуть посеребренную инеем вызревшую хурму, на ходу задумчиво продекламировал Красный Феникс.

Элиар замер, вслушиваясь в мягкие переливы медоточивого голоса Совершенного. Очевидно, разомлевший наставник позабыл, что рядом с ним не искушенный в высоких искусствах утонченный и начитанный Яниэр, драгоценный любимец, а всего лишь Второй ученик, выходец из презираемого им южного племени дикарей. Обсуждать красоты поэзии с приземленным темным зверенышем всегда казалось Учителю чем-то нелепым, и он не снисходил до этого.

И действительно, Элиар понятия не имел, откуда взяты прозвучавшие строки, и не мог по памяти продолжить их, на что, очевидно, рассчитывал наставник. Выросший в суровых Великих степях кочевник был чужд поэзии и с трудом понимал ее сокровенные смыслы, но проникновенно произнесенные Учителем слова неожиданно пленили слух и запали глубоко в душу. Возможно, причиной этому внезапно вспыхнувшему интересу явилась атмосфера сегодняшнего чудного заката, удивительная красота здешних гор и непривычно расслабленный тон наставника, рождающий приятное ощущение доверия.