Только вдалеке уловила разговоры люде, и запах цветов почувствовала.

Я сознательно, внутри заблокирокировала себя, иначе меня разорвало бы.

Затем сделала попытку разлепить веки, но слепящий свет бил прямо в глаза. Закрыла их вновь, на том силы закончились.

В следующую вспышку, я продержалась дольше и под жаром, наполнившем все тело. Меня бил крупной озноб, и зубы отбивали чечетку.

Попыталась открыть глаза, но безуспешно. Они затекли. К тому же, оба.

Что-то мешало полноценному взгляду.

Сквозь полуприспущенные веки, заметила размытые очертания белых халатов.

Плавно осмотрела палату — стерильно, просторно и слишком светло, аж раздражало сетчатку.

А за окном темная ночь.

Такая, как внутри меня.

Комната заполнена корзинами моих любимых цветов, и собственные кишки захотелось выплюнуть — я знала от кого они, и тем больнее становилось.

Вероятно, мое возбужденное состояние заметили, так два силуэта засуетились.

А третий, двигался в мою сторону — это оказался врач.

Мужчина осматривал зрачки, чем-то светил, а я противилась прикосновениям, такому бесцеремонному вторжению.

И приступ паники мгновенно охватил, легкие остались без кислорода и тупая боль обожгла каждый орган.

Меня накрыло страхом, что маньяк где-то рядом…

В коридоре послышались шаги, и льдом покрылись внутренности. Тело трясло осиновым листом, пока в дверях не появилась мамочка.

Она дышала порывисто и смотрела немигающим взглядом. Утомленная и бледная.

— Ева. Доченька, — сорвался женский голос, и подбежала, обволакивая теплом. Присев к изголовью, она с покрасневшими глазами всматривалась в меня, непрерывно смахивая прозрачную пелену с глаз. — Моя девочка! Наконец-то ты очнулась, — трясущимися губами, осторожно целовала мои ладони и стало невыносимо. Аккуратно поправляла волосы, будто боялась ко мне прикоснуться. В голове выстроилась цепочка вопросов, только ответы уже не волновали. Мне было все равно.

— Мамуль, где дети? — единственное, что меня интересовало.

— Малыши с Кариной. С ними все хорошо, не переживай.

— Они видели меня? — проталкивала буквы, преодолевая сухость во рту.

— Сейчас это не важно, родная моя. Все позади. Эту сволочь поймали. Не волнуйся, пожалуйста, — по ее щекам потекли прозрачные капли.

— Поймали? — Спросила апатично.

— Да, любимая.

— Значит это правда? И жуткий кошмар мне не приснился?

— Не терзай себя, Ева, — ее испуганный взгляд болезненно отозвался в груди. Она так настрадалась со мной, я не имела права дальше ее испытывать.

— Все хорошо. Мне просто необходимо отдохнуть, — пересилив внутренний хаос ответила сдержанно.

— Конечно. Я рядом посижу.

— Мам, прошу тебя, выброси цветы, и проветри комнату.

— Как скажешь, — согласилась после минутного молчания.

Оставшись наедине с собой, зажмурила глаза.

Как же мне хотелось исчезнуть или уменьшиться в размерах, стереть из памяти все, что случилось.

Проклятого Соболевского и брата ублюдка.

Насилие, рукоприкладство, унижения — столько ужасных вещей навалилось, и, как морально не сломаться, я не хотела думать. Просто плевать.

Голова раскалывалась от обрывков воспоминаний, от мыслей крутящихся ураганом.

Горло раздирало спазмами, но слезы отсутствовали и потому удавалось подавлять обжигающие чувства.

В ноздрях защипало от шлейфа лимона, и это, подобно удару в солнечное сплетение.

Как он мог прийти сейчас?

Когда, я уязвима и оголена, будто разорванные провода и не готова дать сопротивление?

Пришёл издеваться? Унизить в очередной раз?

Это кощунственно даже для него.

— Ева. Малыш, — низкий голос сработал спусковым крючком, и в голове произошел глухой щелчок. Тремя шагами Наум разорвал дистанцию, а внутри разворачивалась буря. — Я знаю, ты слышишь меня! Эта тварь будет наказана и все, кто причастны к… — запнулся. Я с трудом раскрыла тяжелые веки и мы встретились взглядами. Впервые, зрительная борьба мною выиграна, Наум увел в сторону глаза. Я молчала. Колючий ком в горле не пропускал слова. — Боль, так быстро не затянется, но ты будешь отомщена, — будто это имело значение.

— Где ты был? — шепотом произнесла. Моргать было больно и держать прямо взгляд.

— Я…

— Почему ты не пришёл? — продолжала шептать.

— Я не успел, — ответил и отпустил широкие плечи. А я горела и готова в агонии разорваться. Он не виноват. Наума в доме не было. К тому же, это я сбежала от Соболевского. Я все понимала. Но боль слишком велика, и больше не в силах в себе ее держать — я захлебывалась ею.

— Где ты был?..

— Ева…

— Где ты был?.. — Повторяла обезумев, и горячие слезы застилали глаза.

— Любимая, — качнул головой словно сожалел.

— Почему не пришёл? Отвечай, — сорвалась на крик. Пыталась встать, но тело не слушалось. — Вам этого хотелось? Ты наконец доволен? — Сердце клокотало от боли, от горечи и несправедливости. Началась истерика. Индикаторы отреагировали увеличив пульсацию. — ГДЕ. ТВОЮ МАТЬ. Я. СПРАШИВАЮ. ТЫ. БЫЛ? — выкрикнула в ярости. Моя голова металась по подушке. — Ааа, уходи, — заплакала в отчаянии. Мне хотелось биться головой об стенку до потери сознания, до чистого листа в памяти. Чудовищная боль раздирала изнутри. — Уходи. Ненавижу. Всех. Вас. Ненавижу, — я чувствовала себя мертвой.