Но, по крайней мере, этот месяц в Терелисе я должна буду выполнять свои прямые обязанности, нравится ему это или нет.

— Но мне кажется, что мадемуазель Эстре захочет уехать из Терелиса гораздо раньше, — вдруг добавил он, и уголки его рта чуть дрогнули. — Я не думаю, что ей понравится ее новый дом. Это жилище было рассчитано на непритязательного мужчину и решительно не подходит молодой барышне из столицы.

Да за кого он меня принимал? За неженку? За белоручку?

— Не беспокойтесь, ваша светлость! — я гордо вскинула голову. — Я весьма неприхотлива и сумею обустроиться в любом месте.

— Ах вот как? — теперь он уже и не пытался скрыть улыбку. — Ну, что же, в таком случае, Трюшо, распорядитесь, чтобы мадемуазель Эстре проводили в больницу.

А мне почему-то совсем не понравилось то, как он это сказал. Быть может, мне и в самом деле следовало принять их предложение о возмещении дорожных расходов и вернуться в Альтевию? Но отступать было уже поздно.

Месье Парис — секретарь месье Трюшо — вдвоем с кучером с трудом взвалили мой сундук в старенькое ландо. Оба они тоже смотрели на меня с большим подозрением. Похоже, доказывать, что я чего-то стою, мне придется не только мэру и герцогу Лавальеру.

Но сейчас думать об этом мне совсем не хотелось. Все мои мысли были сосредоточены на усталости и чувстве голода. Мне хотелось есть и спать. А об остальных проблемах я подумаю с утра. Как там говорится? Утро вечера мудренее, кобыла мерина удалее — воз возит и жеребят носит. Я вспомнила высказывание, которое часто слышала в детстве, и мне стало чуточку легче.

Экипаж медленно катился по городу, и хотя уже наступали сумерки, я всё-таки смогла составить хоть какое-то впечатление о Тирелисе. Он показался мне очень красивым и уютным. Широкие улицы были вымощены булыжником, а террасы и балконы светлых двухэтажных домиков увиты цветами.

Впрочем, чем дальше от центра мы отъезжали, тем менее привлекательной становилась картина. Улицы сужались, становились более грязными, а стены домов — более темными. Впрочем, это было свойственно всем городам, даже столице Эларии.

Моим надеждам, что больница находится неподалеку от ратуши и Ратушной площади не суждено было сбыться. Она находилась на окраине.

И когда экипаж остановился у заросшего высокой травой участка, я даже не сразу поняла, что это тот самый пункт назначения. Присмотревшись, я увидела, что на участке есть здание. И даже не одно. Но ни одно из них решительно не соответствовало тому представлению о больнице, что было у меня в голове.

Месье Парис помог мне выйти из ландо и хмыкнул, когда заметил, какое разочарование отразилось на моем лице. Наверно, он ничуть не удивился бы, если бы я прямо сейчас решила повернуть назад и попросила бы отвезти меня в какую-нибудь приличную гостиницу.

Но я не собиралась доставлять ему такой радости. А потому постаралась собраться и даже изобразила на лице нечто, что должно было походить на улыбку.

Мы, оставив кучера разбираться с багажом, отправились по узкой, едва заметной среди сорной травы дорожке к тому зданию, что было больше. Оно было каменным, но каким-то совершенно неухоженным и словно слепленным не слишком умелым мастером. Над деревянной, явно нуждавшейся в ремонте крышей высилось несколько кирпичных труб. Ну, что же, по крайней мере, какое-то отопление здесь было.

Я старалась отыскать хоть какие-то плюсы в том месте, где я должна буду работать, но для этого приходилось прилагать слишком много усилий. И когда мы вошли внутрь здания, на нас пахнуло сыростью и затхлостью.

Да, я знала, что больница в Тирелисе закрылась несколько месяцев назад, но я надеялась, что меня встретит пусть и холодное, но всё-таки ухоженное и готовое к приему пациентов здание. А это нужно было приводить в порядок не одну неделю.

— Работал ли здесь кто-то еще, кроме врача? — спросила я.

В городских больницах у врачей были помощники: медбратья, санитары и сестры милосердия. Не говоря уже об обслуживающем немедицинском персонале — истопниках, кучерах, дворниках.

— Во флигеле здесь живет семейная пара. Месье Бернар служил при больнице истопником, кучером и сторожем. А мадам Бернар занималась уборкой. Всё то время, что больница бездействовала они не получали жалованья, но мэрия не стала выгонять их из этого дома — так они хоть немного присматривают за хозяйством.

Присматривали за хозяйством они, кажется, не слишком хорошо, но их трудно было за это винить, если они не получали за это денег.

В этот момент на крыльце заскрипели ступени, и когда я оглянулась, то увидела мужчину и женщину средних лет — должно быть, тех самых Бернаров. Мужчина держал в руках лампу. И оба они смотрели на нас с большим подозрением. Хотя когда они узнали месье Париса, то взгляды их потеплели.

— Вы привезли доктора, месье Парис? — спросила женщина. — Мы приготовили ему комнату. Но мы не знали, что он приедет не один, а с супругой.

— О, — заметно смутился секретарь, — это не супруга доктора. Это мадемуазель Эстре. Она сама и есть доктор.