Я всегда любил отечественные боевики. Да, там много неправдоподобного, стреляют как из пулемёта, автоматы не перегреваются, герои могут сутки напролёт бегать с ранениями от пуль, перевязанные разве что платком. Но было в этих картинах что-то своё, родное. Атмосфера, музыка, разговоры на понятном языке, пусть и местами не совсем правдоподобные. За это я их и любил.

Тем более, что новых фильмов для меня теперь было хоть пруд пруди. Всё, что выходило на экраны с 1997 года, было для меня новинкой. Так что даже культовый «Брат 2» я до сих пор не видел. И от одной мысли, что впереди целая коллекция «свеженьких» киношедевров, на душе становилось тепло. Вот только времени их смотреть, как всегда не было.

Закончив с домашними хлопотами, я наконец вернулся в комнату и только собрался врубить кинчик, как вдруг что-то рыжее и шустрое промелькнуло у меня под ногами. Большое, словно пятно огня, метнулось прямо под стол.

— Стоять, бояться! — скомандовал я незваному гостю, уставившись на четырехлапого нахала.

Из-под стола на меня смотрели огромные зелёные глазищи, круглые, как разрезанные пополам киви, и усы, длинные, будто иглы дикобраза. Рыжая шерсть переливалась, блестела в свете окна — прямая копия алькиной гривы, только в миниатюре.

Вот уж вторжение, откуда не ждали. Сказал бы я этому котею, что несподручно меня вот так огорошивать — самому ненароком пострадать можно. Но вместо этого задал вопрос:

— Ты вообще кто по жизни будешь?

Но тот, разумеется, ответом не удостоил. С важным видом он вылез из-под стола и принялся обнюхивать мебель, хвостом держа равновесие, будто проверял, где тут удобнее метить.

— Эй, слышь, земеля, ты ничего не попутал? Тут вообще-то я живу, — недовольно проворчал я.

Кот поднял на меня глаза, жалобно мяукнул и тут же подошёл ближе, стал тереться о ноги, замурлыкал так мощно, что вибрация от этого пошла вверх по голеням.

— Ну вот, на мировую пошёл… Хитрюга, — пробормотал я, наклонился, поднял его на руки и погладил. Тёплый, мягкий, и при этом с какой-то своей гордой важностью.

— Как же тебя звать-то, а? Ты чей вообще? — задумчиво произнёс я.

В голове всплыли слова Любови Марковны, нашей грозной коменды. Когда я только заезжал в общагу, она сразу наставление выдала: «Кошек чтоб даже духу здесь не было! Найду — вышвырну к чёртовой матери!» Потом жильцы рассказали, что баба Люба продавила через жилищную комиссию МВД особый пункт, и теперь в уставе общежития этот запрет был закреплён железобетонно.

— Жестокая баба, — хмыкнул я. — Черствая, не любит котеек.

Честно говоря, и сам я к ним раньше равнодушно относился. Никогда у меня не было ни кошки, ни собаки. Но вот сейчас, держа в руках этот рыжий тёплый ком, слушая, как он мурчит, я вдруг ощутил странное и непривычное чувство — лёгкость, спокойствие, словно кто-то незримый повернул рычажок и пустил в кровь порцию эндорфинов.

— А ведь это, выходит, целая система, — подумал я, гладя кота. — Вот почему кошатники так одержимы своими питомцами. Они, считай, гормонозависимые…

Кот в ответ закрыл глаза, вытянул шею и довольно прищурился, как будто соглашался с моим диагнозом.

В это время из коридора донёсся знакомый тяжёлый шорох шлёпанцев. Я узнал его сразу — походка бабы Любы. Её шаги в нашей общаге были сродни боевому барабанному бою: если приближались — значит, добра не жди. Каждый жилец при этом невольно настораживался.

«Мне-то бояться нечего, — мелькнула мысль. — Я примерный жилец». Но ровно в эту секунду рыжий гад громко мяукнул.

— Ага… Теперь есть чего опасаться, — мелькнула чуть запоздалая мысль.

Нелегал пушистый в гости зашёл.

— А ну, быстро в шкаф! — я распахнул дверцу, но кот, вместо того чтобы юркнуть внутрь, с важным видом запрыгнул на диван и принялся драть когтями подлокотник.

— А ну, брысь! — рванулся я к нему. — Ещё диван порвёшь!

В прихожей уже слышался звук шлепанцев. Сердце подсказывало — идёт именно ко мне. Я успел схватить кота, который продолжал мурлыкать, будто мы в догонялки играем, и запихнул его в шкаф, уложив на стопку простыней.

— Сиди здесь! — зашипел я. — Не высовывайся, а то расстреляют или в Сибирь сошлют.

Кот лениво облизал лапу и стал умываться. Мои байки про здешнюю пенитенциарную систему были ему совершенно до лампочки. Я захлопнул дверцу, и в тот же момент раздался стук.

«Приплыли», — подумал я и пошёл открывать.

На пороге стояла Любовь Марковна, руки в боки, взгляд колючий.

— Яровой, Славка сказал, к тебе кот заходил.

— Какой Славка? — сделал я круглые глаза.

— Ну, пацан с твоего крыла. Вон там живёт, — кивнула она в сторону.

— Не знаю никакого Славки — и кота тем более, Любовь Марковна. В общаге котам не место, — отрезал я.