И, не дожидаясь, стал перелезать внутрь в выбитую раму.

— Ну что застыли, придурки? — огрызнулся он. — Помогайте!

— Ах, ё-е-е-е, порезался! — взвыл он, когда ладонь скользнула по осколкам. — Твою мать… да убери ты свою руку, я сам! Куда ты меня хватаешь?

ППСники неуклюже пытались протолкнуть начальника внутрь, в итоге Мордюков, как мешок, перевалился через подоконник. Было видно, что нервничает, злость вымещает на всех подряд. Молодые парни спорить не стали, перемахнули за ним легко, одним движением.

— О, здесь ещё вход в подвал! — донёсся его голос изнутри. Гулко, с эхом, из глубины здания.

Кобра достала рацию, нажала кнопку:

— Максим, приём. К тебе шеф идёт. Приём! Максим, ответь!

Рация молчала.

— Чёрт… — сжала губы Оксана. — Может, в подвале не берёт… Макс, ответь!

Она отбросила позывные и формальности. Вызывала по имени, нарушая инструкции. Главное было — достучаться. Но ответа не было. И тогда она почувствовала неприятный холодок. Что-то случилось.

И тут — сбоку здания послышался шорох. Кобра развернулась, подняла пистолет. Темнота, черные кроны вязов зловеще нависают над головой.

Силуэт. Человеческий. Между зданием и деревьями.

— Стоять! Полиция! Стрелять буду! — крикнула она, выставив руку с оружием.

— Простите, простите! — испуганный мужской голос, пожилой, дрожащий. — Я не преступник, не стреляйте!

Из тени вышел старичок с профессорской бородкой, интеллигентный на вид, в старомодном, но приличном костюме. Глаза — добрые, испуганные.

— Вы кто такой? — грозно спросила Кобра, не опуская пистолет.

— Простите, барышня… боюсь оружия. Уберите, умоляю… Вы не видели Люси?

— Кого? — нахмурилась она.

— Мою собачку. Люси! — дедок закрутил головой. — Люси, Люси! Ко мне! Негодница. Стоило спустить с поводка — пропала. У неё течка… ну, вот и убежала. Ах, что же теперь делать-то? Придётся объявление расклеивать или в интернете искать… Вы же полиция, может, поможете найти Люси?

— Давайте-ка сюда ближе, — распорядилась Кобра. — Выходите на свет. Документы есть с собой?

— Сергей Петрович я. Какие документы? — замахал руками старик. — Помилуйте, барышня! Кто ж берёт паспорт, выгуливая собаку у дома?

— Тогда ждите. Сейчас подъедет полиция. Пока не установим вашу личность — не отпущу.

— А как же Люси?! — всплеснул он руками. — Жена дома, у неё сердце, давление… Она не выдержит! Люси — всё, что у нас осталось!

Старик вдруг осел на асфальт, закрыл лицо руками, плечи его затряслись. Казалось, он плачет.

— Ну, не волнуйтесь, — смягчилась Оксана. — Давайте вместе поищем. Только дождёмся полицию…

И тут она заметила кольцо. На безымянном пальце левой руки. Мысль сверкнула молнией — вдовец. Мужик врал — не было у него никакой жены.

Подумать дальше она не успела. Старик распрямился резко, в руке блеснул камень. Замах — прямо ей в висок.

Но Кобра была готова. Она видела слишком многое, чтобы верить в такие спектакли. Ещё когда вывела его на свет, заметила: на темных брюках нет ни шерстинки, а в руках не осталось поводка. Ни пакетика с лакомствами, ничего. Ни один собачник так не выглядит.

Она отпрянула, уходя от замаха.

Бах! — выстрелила в воздух и сразу перевела ствол на нападавшего.

— Лежать, сука! — крикнула она.

Старик взвизгнул, камень вывалился из руки. Профессор Ландер рухнул на землю, бледный, трясущийся.

— Двинешься — убью! — повторила Кобра и для верности влепила ему носком туфли под рёбра.

— Ах! — выдохнул он.

— Молчать! — отрезала она, заламывая ему руки. Щёлкнули наручники.

В этот момент к зданию подкатили полицейские машины. Мигалки осветили всё вокруг синими сполохами.

— Макс! — нажала на рацию Кобра. — Если слышишь, Ландер у меня. Приём!

Вооружённые сотрудники побежали к ней, готовые подстраховать.

А в стороне, в кустах, стоял ещё один человек. Он вернулся к дому с охоты. Только пришел. Видел всё: как полицейские окружили место, как Кобра скрутила профессора. Его лицо исказила злоба. Он хотел рвануть вперёд, смять всех, но остановился. Автоматы, бронежилеты — это была верная смерть.

Дирижёр впервые за многие месяцы почувствовал холодок по спине. Только от одного мог он остановиться. Не от страха — от другой мысли. Профессора схватили, и препарата больше не будет. А без него он жить не мог.