— Что думаешь по поводу моего приказа, Анатоль? — останавливается он в отнорке окопа.

— Решение правильное. Но вот последствия могут быть неприятные. Особенно для вас, товарищ генерал. — Не стал скрывать я своих опасений.

— Плевать на последствия. Главное, сохранить армию, а история потом всё рассудит. Ты со мной?

— Я хотел бы вернуться в дивизию полковника Гурского.

— Да я не в том смысле. А что там с 351-й? Говоришь, хорошо наступают.

— Удачно нащупали разрыв в обороне противника и вышли на оперативный простор. Теперь громят тылы немцев.

— Всё это хорошо, но есть одно но. Растянем армию в нитку и получим под дых. А нам желательно держать всё в кулаке и бить в одно место сжатыми, а не растопыренными пальцами. — Показывает свой пудовый кулак Кузьма Петрович. — Хотя, зачем бить кулаком в кирпичную стену, когда можно разбить стекло или проткнуть пальцем бумагу, — задумался генерал. — А поехали-ка к твоему Гурскому, посмотрим что там и как.

Ночью войска армии перегруппировывались на новые рубежи, а под утро продолжили наступление. Но не на Барвенково, а обходя его с юга, на Некременное и Викнино прикрывшись с левого фланга только одним полком 14-й гвардейской. Ударная группировка остановилась только на рубеже реки Сухой Торец, захватив большое село Петровка на юго-западном берегу реки. Продвижению наших войск препятствовала река, насыпь железной дороги на другой её стороне, и подразделения 68-я пехотной дивизии противника, окопавшиеся на этой насыпи. Форсировать сходу заболоченную пойму реки не удалось. Под сильным пулемётным огнём с высокой железнодорожной насыпи передовые подразделения откатились на исходные позиции. Требовалось подтянуть дивизионную артиллерию и найти другое место для переправы через небольшую, но коварную водную преграду.

Такое место нашли, заодно поменяв вектор наступления и повернув на север, так как из штаба армии пришёл приказ военного совета Южного фронта. Соединиться с 5-м кавалерийским корпусом и уничтожить войска противника. Корпус следовало искать в районе Базалеевка, Бражовка. Кавкорпус мы в районе Базалеевки не нашли, но войска противника, которые нам попадались, уничтожали. В результате пришлось остановиться и занять круговую оборону двумя дивизиями в треугольнике Дмитриевка, Базалеевка, Бражовка, в ожидании войск своей армии или кавалерийского корпуса, который воевал здесь ещё вчера. Подошёл только полк из 14-й гвардейской дивизии, который оставался в районе Барвенково. Так как связь со штабом армии неожиданно прервалась, а последний приказ мы выполнили, то пришлось оставаться на месте и контролировать узел дорог, проходящих в разных направлениях через наш район обороны. Противник с этим категорически не смирился, и наносил короткие удары пехотой и танками со всех сторон. Но шесть стрелковых полков, под прикрытием четырёх артиллерийских, не дали ему шансов даже на малейший успех. Зенитное прикрытие в дивизиях было слабовато, поэтому авиация немцев доставила нам много неприятных моментов, но за это мы отомстили сухопутным войскам.

К вечеру радиосвязь удалось наладить, и мы получили приказ провести разведку и подготовить наступление на Долгенькую. В ночь на 20-е дождаться подхода основных сил и захватить населённый пункт, уничтожить войска противника и соединиться с наступающей группировкой 9-й армии. Разведку мы провели и выяснили, что с запада Долгенькую прикрывает глубокий овраг и сначала нужно занять его подразделениями пехоты, а уже под этим прикрытием подтянуть артиллерию, после чего штурмовать или зайти с фланга по той же балке и штурмовать с трёх сторон. Но где там. Пока противотанкисты катили свои орудия на руках, чтобы подобраться как можно незаметнее и ближе, передовая рота развернулась в цепь и пошла на штурм вдоль дороги. Если бы не овраг, их бы всех на этой дороге и положили. Хорошо нашлись умные люди и обошли противника с фланга, устроив у него в тылу сабантуй. Так что когда артиллеристы выкатили сорокапятки на прямую наводку и ударили последними снарядами по селу. Противник не выдержал и отступил в Южном направлении. Вот после захвата этого населённого пункта армии и удалось выйти из окружения, переправившись на левый берег Северского Донца.

Армия вышла не вся. К нам присоединились только потрёпанные 99-я и 317-я стрелковые дивизии, а также тыловые армейские подразделения. 150-я стрелковая так и оставалась пока в окружении, войдя в состав 6-й армии, так как вся наша 57-я армия перешла в подчинение Юго-Западного фронта, по приказу главкома — маршала Тимошенко. Генерал-лейтенант Подлас, выполняя распоряжение Военного Совета Южного фронта и руководствуясь приказом №19/К, который гласил что:

«57 армия с утра 20 мая должна была развивать удар силами 2 кк, 14 гв. сд и 23 тк в общем направлении на Долгенькая и во взаимодействии с 9-й армией уничтожить противника, прорвавшегося в район Барвенково, Изюм, восстановить фронт Барвенково, Долгенькая, создав армейский резерв за счёт правого крыла и центра армии.» — отдал свой боевой приказ на прорыв армии из окружения и отбыл в 150-ю стрелковую дивизию. Армию он спас, а вот о судьбе самого Кузьмы Петровича, долгое время было ничего неизвестно.

Сначала было всё хорошо, а потом нами занялся Особый отдел. Эти зверюги всю душу из нас вынули. Замордовали допросами до полусмерти. Били так, что здоровые мужики отрубались и обсирались. Их отливали водой и снова били. Особенно издевался один садист. Сам маленький, очкастый, похож на хорька, но зверь лютый. Другие ещё более-менее по сравнению с ним, подумаешь, зубы выбьют, сломают там пару рёбер, нос набок свернут, отмутузят до потери сознания и всё. Подписал сознанку и вали в холодную до следующего допроса. Этот же гад нашёл где-то чучело крокодила, набил его песком и бил им по голому телу, особливо по почкам и другим жизненно-важным органам. Следов никаких, а боль адская. И плевать ему было, виноват ты или не виноват, сознался или не сознался во всех смертных грехах, херачил, сволочь, в своё удовольствие так, что у людей потом почки отнимались, неделями кровью ссали. Фамилия ещё у него такая странная была — Рогов. А звали Василий Альбертович. Так что когда будут спрашивать, лучше не врите, говорите как было на самом деле, иначе запутаетесь в показаниях и подведёте себя под монастырь…

Травил я байки бойцам, впервые побывавшим в окружении, готовя к беседе с нашим оперуполномоченным. Пока к беседе, а проверять в соответствующих органах их будут потом. Хотя какие к чёрту проверки? К своим прорвалась целая армия, да ещё и не одна, — и кто там будет устраивать многочасовые допросы десяткам тысяч людей? В особом отделе дивизии тех особистов раз, два, три и обчёлся, в армии чуть поболе. И где столько времени на все эти тыщи найти, чтобы просто задать пару вопросов? А тем более допросить, да ещё с пристрастием. Да и знаменитый приказ №227 выйдет только в конце июля. А до того момента штрафная рота или штрафбат не грозит, только тюрьма или высшая мера социальной защиты. В августе наставят заградотрядов в степи и станут расстреливать всех подряд. Поймают Серебрякова и будут его долго пинать по рёбрам, пока он не согласится стать командиром штрафбата. Нагонят к нему в батальон толпу уголовных авторитетов и заключённых по 58-й статье, дадут вместо замполита попа и пойдут они брать города штурмом. Опупеть не встать. Вот же бля гении россиянского синематографа. Это же надо до такого додуматься. Поставить разжалованного офицера командиром штрафного батальона для средних и старших командиров (офицеров). И что за мудак был автором такого «гениального» сценария? Хрен с ними, с говногениями будущего, но в настоящем я кое-кого напугал и, приехавшего к нам в лагерь старшего политрука из газеты, народ старался обходить десятой дорогой, принимая за особиста-маньяка. А нехрен расслабляться. Пускай мотают на ус. Это сейчас повезло, можно сказать дуриком отскочили, а через два месяца немцы уже хорошенько ударят, и фронт аж до Волги и до Кавказа откатится. В том числе и из-за таких вот бегунков, которые бросив всё, ломанулись за речку в первых рядах, как только остались без командиров и чуть не просрали плацдарм, хотя их командиры ломанулись в первую очередь.

Расположились мы в пионерском лагере, на который наткнулись чисто случайно. Переправившись через реку в самом широком, потому и достаточно мелком месте, просто почапали на восток. Шли, шли и дошли. Лес, поляна, снова лес, и вот он, махонький городок с хаотично расположенными времянками барачного типа, верандами и другими строениями. Обязательная эстрада или летняя сцена, со врытыми напротив скамейками, спортплощадка со всеми положенными атрибутами, футбольное поле. Были и капитальные здания из брёвен и самана, но в основном дощатые времянки, похожие на солдатские казармы с большими спальнями. Когда мы сюда добрались, то в лагере уже вовсю хозяйничали партизаны, потому что эту банду красноармейцев, командиров и политработников, отбившихся от своих частей и подразделений, по другому не назовёшь. Разбились по интересам, позанимали все лучшие дома, причём командиры сами по себе и в одном конце лагеря, а красноармейцы в другом, после чего занялись грабежом и развратом. Жрать то всем хочется, желательно каждый день и не один раз, а нечего. Вот и пошли шариться по окрестностям, в домах отдыха, да по ближайшим станциям, деревням и дачам, на охоту, рыбалку и прочий отхожий промысел. Ружбайки-то свои не все проебали, а попрошайничать с винтовкой гораздо сподручней, чем с сумой от противогаза, больше дают. Ну а насчёт разврата, кто ищет, тот всегда найдёт, ни одну, так другую, она ж для солдата припасена. И хотя пионерок в лагере не было, не сезон, но для бешеной собаки сто вёрст не крюк, а тут и десятка не наберётся, да всё лесом, тем более отпрашиваться ни у кого не надо, так что «гуляй рванина от рубля и выше».