— Знаменитый? Мне кажется, вы слегка преувеличиваете.

— Ну как же? — Француженка вновь улыбнулась, обнажив два ряда ровных белых зубов. — Советский сфинкс, регулярно поражающий западные СМИ неожиданными высказываниями и непривычными для коммунистов суждениями. Вы выступаете за мир, говорите о необходимости договариваться, и при этом открыто называете Америку своим врагом. А ещё вы стильно одеваетесь, в отличие от других советских бонз, и просто хорошо выглядите. Да просто то, что мы с вами говорим без переводчика… Вот ваша помощница английского, например, не знает. А вы знаете.

— Александра Павловна, — стоящая рядом с потерянным видом Бирюкова, услышав своё имя, явственно дёрнулась. Ну да, как-то нехорошо получается общаться в таком формате, когда рядом человек не понимает, о чём идёт речь. Но брать на себя функции переводчика и переводить на русский наши реплики было бы ещё более глупо, — не просто помощница. Она… Как бы это перевести на французскую систему власти. Считайте её министром социальной политики.

— О! Прямо как наша Наффиса Сид-Кара! — Была такая министр как раз социальной политики при де Голле. — Это да, это важная должность!

Перебросившись ещё парой «вступительных» реплик, мы наконец двинули вглубь Эрмитажа. Специально для нас его закрывать от рядовых посетителей не стали, охрана только очищала непосредственно те залы, в которых мы находились. Так мы и двигались — перепрыгивая из одного «пустого» помещения в другое.

— Итак, как я понял из слов Александры Павловны, вы хотите посотрудничать с Советским Союзом в деле пошива одежды. На уже существующих фабриках, а не построив новую в одной из созданных нами СЭЗ?

— О да, боюсь, в строительстве заводов я ничего не смыслю, — легко рассмеялась француженка.

— Прекрасно, но для чего вам тогда я? Тут нужно собрать директоров фабрик, технологов, обсудить детали с ними. Сроки, технические возможности, стоимость в конце концов. Зачем вам генсек? Не то чтобы мне было неприятно с вами познакомиться, признаюсь, общение с вами наполняет моё сердце радостью. Но вот в технических аспектах лёгкой промышленности я разбираюсь очень посредственно.

— Просто захотелось с вами познакомиться, — Фюрстенберг подхватила меня под локоть и решительно направилась вперёд. — Что мы о работе? Я уверена, вы дадите мне такие условия, какие никто другой предложить не сможет. И технически у вас промышленность на должном уровне, и рабочие умелые, и по цене меня не обидете — это же какая реклама будет сотрудничества между Францией и СССР. У вас в стране такие изменения происходят, которых, кажется, давно не было, просто захотелось к ним прикоснуться… Лучше проведите для меня экскурсию. Что вот это за портреты?

— О, это один из немногих залов, историю которых я знаю, — мы вошли в длинное, украшенное колоннами помещение, на красных стенах которого висели многочисленные портреты военных в дореволюционной форме. Военная галерея, герои войны 1812 года. Забавно, но моя идеальная память смогла вытащить наружу информацию по многим персоналиям…

И пока я практически без участия сознания разливался перед француженкой соловьём, поражая женщину своими глубокими (ха-ха) познаниями, мысль моя скользнула немного в другую сторону.

Происходят изменения в СССР? Ну да. И немало. Самозанятые, СЭЗ, изменения во внешней политике. Конечно, самым главным своим достижением, после которого можно спокойно ложиться и умирать с осознанием выполненного долга, было недопущение Чернобыля. Я тогда, помнится, 25-го числа сидел и всё время смотрел на часы, глядя, как стрелка неумолимо приближается к часу «Ч». Уже поздно вечером не выдержал, позвонил Легасову, спросил, не ожидается ли каких-то экспериментов на ЧАЭС? Тот был явно обескуражен моим вопросом, ведь подобные мероприятия были под запретом уже с полгода как. Зато какое облегчение я испытал, когда 26 апреля остался просто таким же непримечательным днём, как и остальные.

Или вот более «свежий» случай. «Адмирал Нахимов», который должен был затонуть в этом августе, заранее был поставлен на небольшой ремонт и просто не оказался в нужное время в нужном месте, так что катастрофы не случилось. Далеко не факт, что ничего подобного теперь не произойдёт в будущем, но… Я всё же не Господь Бог, могу исправлять только те ошибки, о которых знаю.

— Можно сказать, что именно эти люди побили французов в 1812 году!

— Ну да, есть такая традиция у европейских государств — собраться раз в сто лет и пойти в Россию, чтобы хорошенько получить по роже. Можно было бы даже назвать её веселой, если бы не количество смертей, которое всё это дело сопровождает.

Таким вот образом, перекидываясь малозначительными фразами, мы два часа гуляли по бывшей резиденции российских императоров.

— А вам нравятся… — Диана обвела рукой развешенные на стенах картины. — Творчество?

— Да, почему нет. Я хоть человек приземлённый достаточно, но чувства прекрасного не лишён. Хотя, если быть совсем честным, то Эрмитажу я бы предпочёл Русский музей. Там собраны предметы искусства отечественных мастеров, и они мне как-то ближе. А вы? — Я уже порядком подустав говорить о живописи, сделал попытку свернуть в более деловое русло. — Что же сподвигло французскую принцессу связать свои деловые интересы с Советским Союзом, миссис Фюрстенберг?