На следующий день Иволгин снова поднялся на борт «Ермака». В ходовой рубке не было привычного штурвала — вместо него стояли странные рычаги и медные циферблаты, а в углу мерцала стеклянная трубка с голубоватым свечением.

— Это навигационный телеграф, — пояснил Егоров. — Принимает сигналы с береговых станций. Даже сквозь шторм.

— И это… работает?

— Как часы.

Иволгин молча осматривал прибор. Еще вчера это казалось бы ему колдовством.

— Что с вашими учеными? — спросил Егоров. — Говорят, они не хотят возвращаться.

— Не хотят, — кивнул Иволгин. — Они уже называют «Ермак» «плавучей лабораторией». Хотят изучать Арктику с его помощью.

Егоров ухмыльнулся.

— Значит, у Алексея Петровича будет еще одна научная экспедиция на счету.

В кают-компании, где висели два портрета: государя императора Александра II и канцлера Шабарина, Иволгин долго смотрел на лицо последнего. Холодные глаза, твердый подбородок, легкая усмешка в уголках губ.

— Вы с ним знакомы? — спросил Егоров.

— Да, но тогда он был немного другим.

— Все тогда были другими.

Иволгин задумался. Если даже ледоколы теперь могут ломать льды, что уж говорить о людях?

Когда «Ермак» вывел «Святую Марию» на открытую воду, Иволгин собрал команду.

— Кто хочет в Русскую Америку — останется. Кто хочет домой — получит билет на пароход.

Матросы переглядывались. Даже те, кто мечтал о возвращении, теперь сомневались.

— А вы, капитан?

Иволгин посмотрел на горизонт. Туда, где уже виднелись огни Ново-Архангельска.

— Я еще не решил, — сказал он, в душе уже зная ответ.

Зал Дворца Конгрессов замер, когда я поднялся на трибуну. Передо мной — лица, отражающие изменившийся мир. Британские дипломаты, еще не смирившиеся с потерей своего влияния в Средиземноморье.

Французы, вынужденные признать, что их ставка на Османскую империю оказалась проигрышной. Турецкие делегаты, чья страна, лишившись Балкан, Греции и Кипра и теперь едва удерживает Анатолию.

А напротив них — русские промышленники в строгих сюртуках, военные в мундирах нового образца, ученые в вицмундирах со значками ИИПНТа на лацканах. Мы пришли сюда не просить мира. Мы диктуем его условия.

— Милостивые государи! — мой голос звучал четко, без тени сомнения. — Когда три года назад начиналась эта война, Лондон и Париж полагали, что Россия — отсталая держава, обреченная на поражение, но сегодня вы сидите в зале, освещенном русскими электрическими лампами. Вы приехали сюда по железным дорогам, построенным нашими рабочими и инженерами. Вы получили известия о наших победах по беспроволочному телеграфу Якоби. Вы проиграли, но это не должно быть поводом для унижения. Это — шанс для всех нас.

В первом ряду лорд Пальмерстон сжал кулаки, но промолчал. Французский посол побледнел.

— Я предлагаю не просто мир. Я предлагаю новый порядок — порядок, в котором война уступит место созиданию. И вот как мы этого добьемся. Во-первых, создадим Международный научный консорциум — с центром в Санкт-Петербурге. Английские механики будут учиться у русских инженеров — потому, что именно мы создали первые электрические и двигатели внутреннего сгорания. Французские химики смогут работать в лабораториях Зинина. Немецкие физики получат доступ к исследованиям Якоби и Ефимова. Во-вторых, создадим единую транспортную систему Европы и Азии. Железные дороги — от Лиссабона до Владивостока — будут строиться по русским стандартам. Паровозы, а также — нефте— и электровозы будут строиться на заводах Урала, Луганска и Петербурга. Вместо того чтобы тратить золото на пушки, будем вкладывать его в сталь и электричество. В третьих, совместное освоение морей и колоний. Британия сохранит свои владения в Индии — но торговые пути будут охраняться русскими и английскими пароходами на равных. Франция получит доступ к русским технологиям судостроения — но и мы будем использовать их африканские порты. В-четвертых, гарантии новым государствам. Греция, освобожденная при помощи русских штыков, останется независимой. Италия, сбросившая австрийское иго, получит наши патенты на металлургию. Кипр станет свободной торговой гаванью под совместным протекторатом. Вы скажете — это утопия, фантастика? Но разве утопия — электрический свет в ваших отелях? Разве фантастика — телеграф, передающий мысли через океаны?

Русская делегация взорвалась аплодисментами. Купец Демидов, владелец уральских заводов, выкрикнул:

— Правильно, Алексей Петрович! Так и надо!

Молодой князь Волконский, только что вернувшийся с Балкан, где командовал артиллерийским дивизионом, вскочил со слезами на глазах. Однако иностранцы сдаваться не собирались.

— Вы предлагаете нам капитуляцию под видом сотрудничества, — процедил лорд Кларендон сквозь зубы.

Французский посол саркастически заметил:

— Очень удобно — отдавать технологии тем, кто их и так украдет.

— А что же нам? Вы уже отобрали у нас половину империи! — выкрикнул турецкий делегат в ярости:

Я спокойно подождал, пока шум утих.

— Господа, вы все еще мыслите категориями вчерашнего дня, но мир уже изменился. Вы можете цепляться за старые амбиции — или войти в новую эпоху вместе с нами. Россия протягивает вам руку, но помните: эта рука может так же легко сжаться в кулак.

Я сошел с трибуны под гром оваций русских и ледяное молчание иностранцев. Император Александр II встретил мой взгляд и едва заметно кивнул. Аплодисменты русской делегации еще гремели под сводами зала, когда я сошел с трибуны, но в воздухе уже висело напряжение — густое, осязаемое, как запах грозы перед бурей.