Шрифт:
Лорд Пальмерстон встал, поправляя белоснежные манжеты, и направился ко мне сквозь шеренгу мундиров. Его холодные глаза мерцали, как лезвие ножа при свете электрических люстр.
— Очень… эффектное выступление, ваше сиятельство, — проговорил он, растягивая слова. — Особенно учитывая, что три года назад ваши заводы не могли производить и половины того, о чем вы сегодня вещаете.
Я позволил себе улыбнуться.
— Три года назад, милорд, ваши корабли блокировали Кронштадт. А сегодня вы сидите в Петербурге и слушаете, как русский канцлер диктует условия мира. Вот что делает прогресс.
Его пальцы судорожно сжали трость, но ответить он не успел — к нам стремительно подошел граф де Морни, французский посол, чувства которого были прикрыты маской вежливого раздражения.
— Вы предлагаете нам капитулировать под соусом сотрудничества, монсеньор, но Париж не настолько наивен, чтобы поверить в бескорыстие Петербурга.
— Бескорыстие? — я рассмеялся. — Разумеется, нет, но разве Лондон или Париж когда-либо действовали иначе? Разница лишь в том, что мы предлагаем не грабить друг друга, а зарабатывать совместными усилиями.
В этот момент к нам присоединился молодой греческий делегат — высокий, смуглый, с горящими глазами.
— А Греция поддерживает предложения России! — воскликнул он. — Без вас мы бы до сих пор стонали под турецким игом!
Пальмерстон и де Морни обменялись взглядами. Старая ставка на принцип: разделяй и властвуй, больше не работала. По крайней мере — не в России.
Шлюпка с шестью мятежниками с «Персеверанса» боролась с течением уже двенадцатые сутки. От устья Маккензи до этих скалистых берегов Британской Колумбии они преодолели более пятисот миль, изо дня в день сменяясь на веслах, прячась в бухтах от осенних штормов. Теперь их лица обветрились до черноты, а в глазах стояло тупое отчаяние.
Барнс, сидевший на корме, сжимал в руках помятый секстант.
— Черт бы побрал эти льды, — хрипел он, вытирая заиндевевшие стекла. — Макферсон, ты уверен, что это та самая бухта?
Шахов, он же агент «Тень», склонившийся над самодельной картой, сделал вид, что сверяется с показаниями.
— По моим расчетам, еще день пути на юг. Там должно быть устье реки Стикин. Русские казаки называют эти места «Горелым Яром».
Кертис, молодой матрос с перебинтованной рукой, закашлял.
— Если там нет золота…
— Там есть золото, — резко оборвал его Шахов.
Он не врал. Русские разведчики действительно обнаружили россыпи в этих местах. Просто Шахов не собирался делиться этим знанием с мятежниками.
На рассвете третьего дня они увидели дымок над скалами. Когда шлюпка причалила к берегу, из-за валунов вышли три фигуры в меховых малицах.
— Добро пожаловать, друзья, — произнес самый рослый из них. Шахов узнал в нем хорунжего Михайлова, хотя тот тщательно скрывал акцент.
Барнс насторожился:
— Вы кто такие?
— Охотники. Русские, но давно здесь, — ответил Михайлов. — А вы, видно, с того английского корабля, что застрял во льдах?
Мятежники переглянулись. Шахов видел, как в их глазах загорается надежда.
На следующий день Михайлов повел их вверх по реке.
— Вот здесь мы иногда находим крупинки, — сказал он, останавливаясь у небольшого ручья.
Барнс первым опустился на колени. Его пальцы впились в промерзший грунт. Через минуту он выпрямился, сжимая в кулаке несколько желтых крупинок.
— Золото… — прошептал он.
Шахов видел, как дрожат его руки. Это было настоящее золото, и его здесь действительно было много. Просто русские разведчики намеренно не разрабатывали это место, чтобы не привлекать внимания.
— Нам нужны инструменты, — сказал Барнс, обводя взглядом своих людей. — И люди. Много людей.
Шахов молча кивнул. План Шабарина сработал лучше, чем он ожидал. Мятежники сами нашли то, что искали. Теперь оставалось только ждать, пока новость достигнет Виктории.
В тумане над рекой сгущались сумерки. Шахов стоял в стороне, наблюдая, как Барнс и другие лихорадочно копают мерзлую землю голыми руками. Он знал — русские казаки Михайлова уже окружили лагерь, но пока не время было действовать. Пусть англичане еще немного поверят в свою удачу.
Ледяной дождь начался ближе к ночи, заставив мятежников прекратить работу и укрыться в шалаше из еловых ветвей. Барнс сидел у жалкого огня, перебирая в ладони золотые крупинки. Его пальцы, покрытые кровоточащими трещинами от мерзлой земли, дрожали не от холода.