— Ага, благодарю. Ох, хорош у тебя телевизор. Чётко как показывает.

— Тоже бой. Это когда я в универмаге заправлял, за всё время таких пять штук было. Один у меня остался, второй Геннадий Иванович из домоуправления взял, а ещё…

— М-да-а-а…

— Не стесняйся, ешь-ешь, наедай шею. Я нынче базой «Продторга» заведую, так что давай, лупи за обе щёки. Щепотку тут, щепотку там. Государство ведь у нас большое — не обеднеет, чай, с щепотки-то. Меня же как проверяют? В основном всё по дорогим товарам, а вот по дешёвым… К примеру, если сахар придёт, то его фасовать надо. Или крупа какая гречневая или пшённая. По килограмму в пакеты. А ежели в килограммовой гирьке чуть-чуть дырочку сделать. Скажем, граммов на пятьдесят, то с мешка в двадцать кило один килограмм ко мне падает. А с машины? Птичка по зёрнышку клюёт, а вот сыта бывает. Тоже дело…

— М-да-а-а, ну ты и…

— А чего? Пошли, я тебе кой-чего ещё покажу. Ну-ка, вон глянь. Мебель какая! А? глянь какая мягкая, удобная. Артикул «Варта». Это, брат, не хухры-мухры! «Мебельторг» со мной в хороших отношениях! Гарнитур хороший, а мне его отдали как бракованный. О как, брат!

— А люстра?

— Это из «Электросбыта». Нравится? Как в Большом театре, скажи? Ну, да, не такая большая, но красива-а-ая…

— Тоже бой?

— Ага, грузчики косорукие попались. Скол на верхнем ободе. Так-то не заметен, но уценка! Чего уж тут, — хмыкнул довольный голос. — А видишь ковер? Это в «Узбекковер» меня судьба занесла. Там тоже свои критерии. И в книжном тоже… Ведь там как — за двадцать кило макулатуры тебе талончик на книгу. А были дедки, которые эти самые макулатуры по тоннам сдавали. Так у них этих талончиков… видимо-невидимо. Вот и приходилось порой вытаскивать нужные книги, чтобы они каким голодранцам не достались.

— Да ты что?

— Ну да. Государство у нас громадное, не мелочное. Для своих особых граждан всегда радо стараться. Видишь, вот когда «Стройконтору» возглавлял, то домик себе отгрохал. А что? Тёсу много, горбыля того же, жердей разных. Сантехникой на другой должности обзавёлся. Так… по чуть-чуть, понемножку. Щепотку здесь, щепотку там. Чай государство не обеднеет, оно такого пустяка и не заметит. Да ты ешь-ешь, наедай шею.

После этого бобина замолчала.

— Ну, что скажешь? — взглянул на председателя КГБ Генеральный секретарь.

— Сссука… — покачал головой Семичастный. — Расхититель социалистической собственности.

— Ага, то-то и оно, что таких сук у нас тысячи! Тысячи, Володя! И они все скрываются и прячутся. Тащат себе в кармашек… — Шелепин изменил голос, копируя записанный на плёнку. — Щепотку здесь, щепотку там… Государство богатое, не обеднеет. А мы… Мы благодаря управлению и вот таким вот сукам, сидим на золоте в одном рубище с голой жопой и пустым брюхом! Как так?

— Расстрелять? — спросил Семичастный.

— Успеем. Тут лучше переориентировать. Если есть такие доставалы, то пусть они достают не для себя, а для народа. Они, благодаря «критике снизу», будут получать срок и конфискацию. А наворованное в пользу государства будет переходить. И это если не захотят сотрудничать. Но если захотят, то пусть работают на благо и процветание. Пусть достают, договариваются, шустрят. Но на благо. А не так…

— Так снова же воровать начнут.

— Как начнут, так и закончат. Десяток под расстрел и одумаются. Ты созвонился с профессором Глушковым? Он будет работать над своим ОГАС?

— Общегосударственная автоматизированная система, — Семичастный словно попробовал слова на вкус, потом кивнул. — Созвонился. Профессор Виктор Михайлович Глушков ответил, что с радостью продолжит работу над своим проектом. Только…

— Знаю, — отмахнулся Шелепин. — Нам будут палки ставить в колёса, будут писать всякое-разное, но… Американцы уже создали свою компьютерную сеть. Она объединила четыре научных учреждения: Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, Стэнфордский университет, Университет Юты и Калифорнийский университет в Санта-Барбаре. Все работы финансируются Министерством обороны США. Сеть активно растёт и развивается — её уже используют учёные из разных областей науки. А мы? Мы же сами себе зарубаем свои же разработки! И что в итоге? Так и продолжим сидеть по брюхо в грязи в размытой колее, и смотреть, как мимо начнут пролетать американцы на летающих машинах?

— На золоте, в лохмотьях и с пустым брюхом…

— И с голой жопой! — поджал губы Шелепин. — Зачем мы кому-то что-то будем доказывать? Пусть это другие доказывают, что у нас всё плохо, но верить им будут только глупые люди! А у нас народ не такой уж глупый. Он видит, что происходит, видит и явно этого не хочет! И может в любой миг подняться и взяться за вилы. Чтобы смести партию, как одним махом снесли царизм. И тогда начнётся страшное… Опять гражданская война, опять смерти и разрушения. А кому это надо?

— Только нашим заклятым друзьям, — буркнул в ответ Семичастный.

— Вот! Только тем, кто не хочет терять свой кусок пирога и стремится обосрать нас с ног до головы! Ведь если на Западе захотят построить социализм, то куда это всё повернёт? К разорению капитализма! И Мировая революция тогда взорвёт все эти кланы паразитов, веками сосущих кровь из народа!

Семичастный снова наполнил разлитый стакан и протянул Шелепину. Тот уже мелкими глотками выпил.

— Ух, что-то я и в самом деле разошёлся! А всё от этих, — он мотнул головой в сторону двери. — Всё осторожничают, всё перестраховываются. Хотят, чтобы как раньше. А вот вам, а не как раньше! Вот вам! — он выставил три сложенных в кукиш пальца. — Хватит, Чехословакию едва не проморгали! Хватит!