Я стояла возле прохода, ощущая себя глупо, как никогда. Но тут за моей спиной распахнулась дверь и появился кто-то скособоченный и опирающийся на странные костыли.

– Милорд твёрдо решил, что до храма дойдёт самостоятельно, - пробурчал господин Саймон Мардел и закатил глаза, намекая о том, что всё предстоящее действо – страшная глупость, конечно же.

Возможно, что жрец храма считал так же, во всяком случая, ничего про лодку, которая отплыла от берегов любви и причалила к острову уважения, я не услышала. Всё быстро, сухо и по факту:

– Клянёшься ли ты, Маркас Хейвуд, быть заботливым мужем, быть защитой и опорой до скончания дней своих?

– Клянусь! – в глазах Маркаса промелькнула радость.

– Клянёшься ли ты, Камилла Рейна Альмвейг из клана Олвуд, быть любящей и покорной женой до скончания дней своих?

– Клянусь! – спокойно повторила я.

После моего заявления жрец торопливо свернул церемонию и сообщил, что теперь мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.

– Я обещаю, что ты никогда не пожалеешь о том, что стала моей женой, Ками, - галантно сообщил Маркас и улыбнулся.

Я вздохнула и приготовилась к церемонии вручения даров. Вот так просто я вышла замуж во второй раз.

Сама же церемония даров оказалась на удивление тоскливой – все приглашённые сочли своим святым долгом пространно выступать с пожеланиями долгой жизни и бесконечного семейного счастья. После чего торжественно вручали свой уникальный дар. Нет, конечно, хрустальных ваз, миксеров и комплектов постельного белья среди них не было, но от того не легче. В большинстве своём, гости решили не заморачиваться с подарками, раз уж свадьба была организована в такой спешке, и предпочитали отдариваться ювелирными изделиями, оружием и прочей ерундой.

Мы с Маркасом выслушивали поздравительные речи, стоя посреди парадной столовой, широко улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. В конце каждого поздравления следовало сказать в ответ несколько благодарных слов и заверить, что крайне лестно было получить именно длинную тяжёлую цепь с золотым медальоном, в центре которого был вставлен странный жёлтый камень, какой-то старый нож с трёхгранным лезвием, украшенный непонятными письменами, и прочее дальше по списку. Гора этих странных даров продолжала расти, гости, которые уже отдарились, могли сесть на своё место за столом, поднимать тосты за наше здоровье, накладывать в свою тарелку всё, до чего дотягивались руки, и просто отлично проводить время. Вскоре некоторые уже позабыли причину, по которой мы собрались тут, обсуждали моего супруга, не понижая голоса, а мы всё ещё стояли, улыбались и кланялись.

В конце церемонии у меня болели губы от улыбок, я стала заговариваться, да и ноги подкашивались уже, если честно. Маркас же стоял, опёршись на свои костыли, иногда тихо злорадствовал, шепча мне на ухо глупости. Так, согласно его предположению, лорд Седрик Дигор находился в душевном волнении от того, что нам лучше подарить – узелок с козьими какашками или тот антикварный кувшин времён Исхода и Становления государства. Выбрал кувшин, поскольку какашки могли бы ему ещё пригодиться в будущем. Я изо всех сил делала вид, что я возмущена подобной грубостью и даже некоторым хамством своего супруга, иначе я бы просто рассмеялась в лицо почтенному джентльмену, который как раз распинался о том, что сей раритет, кувшин, то есть, передавался в его семье из поколения в поколение и если бы не то огромное уважение, которое он испытывает к клану Олвуд, то хрен бы он с такой ценностью расстался.

Но всё когда-то заканчивается, закончилась и эта церемония. Я с облегчением плюхнулась на жёсткий стул с деревянной спинкой и понадеялась, что, хотя бы теперь нас оставят в покое и дадут спокойно поужинать, поскольку есть хотелось уже совсем неимоверно. Как бы не так – едва я протянула руку за куском хлеба, как родитель хлопнул в ладоши, воцарилась тишина, и он двинул речь, согласно которой он рад и горд, а также счастлив и полон надежд. Я отдёрнула руку от хлеба и покраснела. Вроде, он тут о прекрасном, а мне лишь бы пузо набить. По окончании речи папенька попросил отпустить нас, мол, дело молодое, а они будут продолжать праздник уже без нашего присутствия.

Я с досадой поднялась, подождала, пока Маркас, периодически кривясь от боли в раненой ноге, медленно поковылял к выходу, и отправилась следом. «Ну, ничего страшного, на самом деле, попрошу Ранни принести нам что-то съедобное из кухни», - размышляла я. Не знаю, как Маркас, но лично я не пострадаю от того, что придётся есть в своих комнатах. С некоторым удивлением я поняла, что теперь мои комнаты принадлежат и супругу в том числе. Он придержал передо мною двери и ехидно присовокупил, что чрезвычайно сожалеет о том, что не повёл себя так, как подобает благородному человеку, и не донёс меня до спальни на руках.

– Ты, главное, сам не упади, - широко улыбнулась я.

На что последовали жаркие заверения о том, если он и упадёт, то только от нежных чувств ко мне. примерно так, перешучиваясь и улыбаясь для того, чтобы сгладить чувство неловкости, мы оказались в спальне. Очень жаль, но Ранни, которая должна была принести нам поздний ужин, в комнатах не наблюдалось. Зато был Маркас, который после некоторой заминки сообщил, что он должен помочь мне разобрать причёску. Я равнодушно пожала плечами. Точно, кажется, папенька что-то упоминал про этот странный ритуал. Впрочем, кто я такая, чтобы ломать верования и многовековые устои? Хотеться есть стало совсем уж неимоверно, и я тоскливо посмотрела на дверь, размышляя о том, насколько это будет воспитанно, если я зайду на кухню и попрошу еды.