– Нет, но ты же говорил, что хочешь жить один (661)? Я для тебя дурочка деревенская (662), вот ты и живи один (663). Между нами все кончено (664). Да ты мне, по совести говоря, и никогда не нравился (665)...

– Ми-ила! Я теперь другой (666)! Хочешь, я встану перед тобой на колени (667)? Я теперь буду беречь тебя (668). Я понял - ТЫ моя единственная радость (669). Ты! Ты! Ты (670)!

– Нет уж, брось. Поигрались - хватит (671), - сухо отвечала Мила, но смотрела на Ивана Иваныча со все возрастающим любопытством (672).

– Я не могу. У меня ничего больше нет (673). Я люблю тебя (674). Мне что, на колени встать (675)? Ми-ила?

– Дались тебе эти колени! Ну зачем мне теперь твои колени (676)? горько сказала Мила.

Но тут стрелочка ее презрительных губ изогнулась, и она по-детски жалобно заревела (677).

– Миленький ты мой! Солнышко ты мое (678), - бормотала, колдовала (679) она.
– Солнышко! Я так измучилась! Он меня бил, бил по лицу, этот негодяй, а я лишь целовала ему руки (680). Он мне открыто изменял, а я боготворила его (681). Он заставлял меня доставать кодеин (682). Он и сейчас меня преследует (683)! Но сейчас со мной ты (684)! Я всегда любила только тебя, только тебя (685)! Родной ты мой, родненький ты мой, единственный (686)! Ты прости меня, ты прости меня (687)!

– Нет, это ты меня прости, - сказал Иван Иваныч, плача от счастья (688).

На шум явилась квартирная хозяйка Милы, комический персонаж (689) с добродушным расплывшимся лицом.

– Это что тут опять за бардак (690)!
– грозно крикнула она, но, узнав причину волнения, тоже расплакалась (691).

– Уж я так за Милочку исстрадалася, - говорила старуха (692), вытирая влажные, но сияющие глаза (693) концом оренбургского пухового платка (694).Хорошая же девочка и плотит (695) аккуратно, а вот связалась с этим рыжим чертом, прости Господи! Я уж ей отказывать хотела, а то ведь это ж невозможно, что ни день - пьянки, шум, скандал, участковый приходит (696).

– Ну, вы не сильно-то, не сильно-то (697), - сказала Мила.

– А я что?
– испугалась старуха (698).
– Я ничего. Эх, иконкой бы вас благословить (699), да нету (700). Разве что вот хоть этим анчибисом (701).

И она, кряхтя, полезла снимать со стенки портрет знаменитого бельгийца (702).

Ну, вот так все и устроилось (703)... Мила наутро окончательно переехала к Ивану Иванычу. Хулиган-джазист понемногу отлип. Являлся, правда, пару раз со своей наглой испитой рожей, вставлял ее в дверь и говорил вкрадчиво:

– Простите, молодой человек, не позволите ли вы мне побеседовать с Людмилой (704)?

Но Иван Иваныч был с ним крут. Сам не хотел участвовать в физической расправе, грозил подонку милицией (705). Джазист, видя основательность его угроз и не желая иметь дополнительных неприятностей, вскоре был сломлен (706) и свои безнравственные визиты прекратил (707).

Образовалось и с институтом. То ли вышло какое обратное постановление насчет воспитательной работы (708), то ли поразил (709) Прова Никитича исстрадавшийся, но вместе с тем уверенный взгляд лихорадочных и ставших глубокими глаз Ивана Иваныча (710), но декан встретил его отечески ласковой улыбкой (711).

– Ну что, заблудшая душа (712)?
– сказал он.
– Нагулялся? Набродился? Взялся за ум?

– Да еще как взялся, Пров Никитич, - поддержал его улыбку Иван Иваныч (713).
– Можно сказать, всю жизнь свою заново пересмотрел. И теперь смело могу обещать: подобное больше никогда не повторится (714).

– Вот и чудненько, - сказал декан.
– А давай-ка мы с тобой, друже (715), попробуем сходить к ректору. Я думаю, он нас поймет (716). А вы как на сей счет мыслите, уважаемый Абрам Константинович?
– спросил он случайно присутствовавшего (717) при этом разговоре секретаря парторганизации института.

– Думаю - поймет, - серьезно (718) сказал Абрам Константинович (719). Я помню этого парня, гулял у него ветерок в голове. Но сейчас - это видно выдержанней стал, серьезнее (720).

– А я так и вообще скажу, - воодушевился Пров Никитич.
– Может, моя мысль тебе (721) покажется несколько крамольной, но, на мой взгляд, - тот не студент и тот не специалист, кто хоть раз в жизни не срывался, кто хоть немножко горюшка-то не хлебнул (722).

– Ну уж тут ты что-то перегибаешь, Пров Никитич. Тут налицо определенный перегиб (723). Тут мы (724) с тобой будем спорить, потому что имеется масса обратных примеров (725), - говорил Абрам Константинович, но тоже чуть-чуточку веселее, чем бы это следовало в данной ситуации (726).

Так, беседуя и немного пикируясь, они зашли в кабинет ректора (727), где Перфильев (728) внимательно выслушал их, тщательно взвестил все "за" и "против", после чего дал приказ о восстановлении студента Ивана Иваныча в институте (729).

И, наверное, действительно был несколько не прав Пров Никитич, утверждая с такой категоричностью (730), что для выковки хорошего специалиста (731) обязательно нужны житейские передряги, и, конечно же, совершенно справедливо указал ему Абрам Константинович на массу обратных примеров (732), но в случае с Иваном Иванычем, как мы это увидим далее (733), прогноз профессора подтвердился полностью (734).