Шрифт:
– Стрельни как брат, и больше никому!
– Васька сунул пульку в губы и сломал ствол пистолета. Оглядел улицу в поисках мишени. Зарядил.
– В череп на столбе попадешь?
Маленький зажмурил глаз, пистолет в его руках почти бесшумно дернулся.
– Эх, мазила!
– сказал Ворона.
– А мы, Вась! А я, Вась!
– Отвалите, сказал! Несите пульки, тогда посмотрим.
– Васька перезарядил пистолет, поднял его, прищурил глаз, о столб метрах в пятнадцати что-то щелкнуло.
– Понятно, как надо? На, Петька, попробуй, ты должен попасть...
Были бы дома пульки, сбегал, сейчас настрелялся бы. Это не рогатка, Петюньчик сейчас тоже промажет. Из рогатки пульнул и идешь себе, а рельсина или что там, звенит ни с того ни с чего.
– Лана, Андрей, я зла не помню, иди пальни, может, ты попадешь.
Чего это - "зла"? Какого это зла? Разве не твой дружок лыжи увел? зла какого-то? Тебе же отец ничего не сделал, а мог... ладно, забыли. Пестик законский. Черный, тяжелый, а ствол тонкий...
– Стреляй, заряжено, назырешься потом! Назар!
– Малыш налезает. Назар, давай, все хотят!
– Ты не толкайся, Женечка, понял, нашелся тут хозяин, не толкайся, не твой!..
– Да ладно, ладно, все равно промажешь!
– А я в эту железяку и стрелять не буду! Васька, в воробья можно? Тяжелый, не промазать бы. А если попаду - убью. Зачем. Может, промажу, чего у Вороны-то спрашиваю, куда хочу, туда и бью. Куда, куда бы попасть...
– Ну стреляй же, Назар, в своих воробьев, где ты их видишь-то? Не один тут, стреляй давай!
Пожалуйста, пожалуйста, мне все равно. Вон они, не долетит... Так и знал...
– Куда ты целился-то, дура? Надо, чтоб мушка в прорези была! Ниже мишени! Охотник!
– Чуть-чуть не попал, Назар...
– Чуть-чуть не считается.
"Чуть-чуть не считается"! Подумаешь, меткачи какие нашлись!
От угла с пустыми ведрами в одной руке шла Мария Николаевна, в телогрейке и шерстяном платке, домработница Крючковых. Голову она всегда держала немного набок, темное платье ее было до земли, смотрела Марья Николаевна вниз, рассеянно поглядывая вперед.
– Васьк, а если в ведро, дырка будет?
– разошелся Петька Иванов. Знал же прекрасно, что это соседка Андрея.
– По ведру?
– Ворона посмотрел на Марью Николаевну.
– Не, эти толстые, ничего не будет.
– А попробуем, Васьк! Вдруг будет. Она наберет, а вода струйкой писать будет!
– Да зачем, - как можно спокойней сказал Андрей, - в ведра-то не надо...
– Он не верил, что легкая пулька пробьет ведро, но все же так можно и в человека попасть.
Пистолет в руках Иванова, друг называется, дернулся, и раздался звонкий щелчок на всю улицу. Марья Николаевна вскинула свободную руку, как бы для того, чтобы перекреститься, и испуганно вскрикнула: "Ой!" Ребята прыснули и отвернулись - дескать, это не мы. Откуда же мы, когда мы вообще спиной стоим?
– Ах, бандиты, - удивленно сказала Марья Николаевна.
– Вы что это, безобразники, делаете? Вы что это надумали, в людей пулять?
Васька поспешно толкал пистолет за пазуху, ребята в немом хохоте трясли плечами.
– Сейчас матерям все расскажу! Это что за безобразие, пулять из рогатки в людей! Что вздумали? И наш Андрей здесь? Водись, водись с разной шпаной, они тебя научат! Всему!..
Не поворачиваясь, Васька, а за ним все пошли прямо от нее. Марья Николаевна замолчала.
– Андрюха, тебе дома будет?
– спросил Викторов.
– Она не скажет...
– Никогда не ябедничала.
– У них в доме, что ль, живет?
– спросил Ворона.
– Ты что, не знаешь?
– Малыш был дохлик, и его часто таскали к Крючкову.
– Она у Афанасия Родионовича домработница, врача участкового знаешь? Хорошая вообще-то тетенька...
Малыш ногой смахивал верхний слой снега, под серым оказывался белый, будто сухой, но и из него можно лепить снежки.
– Петя, Гоша, обедать!
– Ивановская бабулька в сером пуховом платке стояла у калитки и махала рукой.
– Гошка, пошли! Ребя, пока. Вечером выходи, Андрей!
– Петька будто ждал, когда его позовут.
– Петь, а Петь, постой!
– Ворона посмотрел на Иванова проникновенно. Петьк, хлебца вытащи?
– Булька не даст, Вась...
– Ты незаметно, скажи, что в уборную, а я у забора буду, ладно, Петь?
– Попробую, Васьк, только если не выйдет, я не виноват.
– Выйдет, не бэ, Петь, а то Малыша бабка не пустит, а мне дома лучше не показываться... Притащи, пожалуйста...
Марья Николаевна отдыхала на углу. Сейчас догоню, никто же не видит, помогу отнести ведра, она ничего и не скажет отцу. Черт, чтобы ее догнать, надо бежать, а они сразу догадаются, зачем побежал. Вот гадство. Уже пошла. Ну и пусть. Интересно, даст Петька Вороне хлеба? Идет жует что-то, с сахаром даже. Ладно, пойду домой.