– Что им ещё остается делать, кроме как ждать очередного убийства! воскликнул Джесс.

– Вы тоже так считаете?

Джесс растопырил длинные, костлявые пальцы:

– Этого типа не найти ни на почте, ни в супермаркете, ни в банке. У них нет ничего, вообще ничего.

– Если они найдут оружие...

– Что бы вы сделали, если бы расчленили кого-то мясницким ножом?

– Не знаю. Спрятал бы его...

– Правильно. А где?

– У мясника?

– Опять верно. А потом вы затаитесь. И нет никаких доказательств.

– Они ищут мясницкий нож?

– Это могло быть любое приличное лезвие. Чик-чик - и в магазин, вот что я имею в виду...

– Простите, - Ларкин покосился на девушку, - вы что-то мрачно настроены.

– Мое сокровище, благими намерениями вымощена дорога в ад. Итак, Джим, им остается только шататься вокруг, потеть и ждать развития событий.

– Не возражаете, если я приглашу вашу подругу на танец?

– Что? Разумеется. Только верните.

Банти шагнула на танцплощадку, он последовал за ней. Ритм гитар за двадцать минут не изменился, и он успел краем глаза понаблюдать, как танцуют другие. В любом случае, они не подходили друг к другу близко, и чаще находились ближе к чужому партнеру, чем к своему. Он усвоил манеру и встал, подергиваясь, перед толстой девушкой в черном пуловере, явно впавшей в транс. Банти раскачивалась из стороны в сторону под одобрительным взглядом какого-то старика, который, похоже, попал сюда по недосмотру. Ларкин импровизировал молча. Когда спустя пять минут он снова встретился с Банти, её отсутствующий взгляд был направлен куда-то в угол между стеной и потолком. И тут гитары постигла внезапная смерть. Некоторые продолжали двигаться, другие замерли. Даже не взглянув на Ларкина, Банти направилась в сторону таблички "Для дам". Ларкин неуверенно побрел обратно к бару.

Джесс сказал:

– Надеюсь, вы не обиделись на мое замечание по поводу вашей статьи?

– Что вы, конечно нет. Это была моя вина.

– Видите ли, я воспринимаю это как свою вотчину.

– Разумеется.

– Когда у кого-нибудь появляется хорошая идея - тем лучше. Экономит силы. Да, как вам мое предложение?

– Должно сработать. Но как мы это сделаем?

– Найдите нас попозже. Нет, мы пойдем прямо сейчас.

– Куда?

– Я вас поведу. Вы ко всему готовы, Джим?

За два часа он устал. Но в тот момент вдруг почувствовал себя восторженным и возбужденным. Мысль о холодной постели у миссис Кеттл его не прельщала.

– Я с вами. Но, прежде чем пойдем, я хочу угостить вас бренди.

Ларкин оглянулся на Картера, который в одиночестве сидел за угловым столиком и снисходительно наблюдал за происходящим, и принес ему бокал.

– Я ухожу с Джессом, - сообщил он.
– Он мне покажет логово порока.

Картер смотрел ему прямо в глаза:

– Я буду здесь, потом опять выйду на свет Божий. Банти с вами?

– Да. Собственно говоря, мы отправляемся по делу, - Ларкин услышал свой собственный непривычный смех.
– Вы ещё остаетесь? Тогда до понедельника.

– Удачи.

Джесса и Банти он встретил на лестнице. Она закуталась в длинное манто, бледное лицо казалось очень маленьким. Она была похожа на ребенка в утреннем пеньюаре. Воздух был сухим и холодным. Они втиснулись на переднее сиденье, Банти посередине. Мотор закашлял, Джесс долго петлял по улицам, пока они не оказались в жилом квартале, где машина с предсмертным хрипом замерла перед домом с балкончиками. Единственное освещение составляла неоновая вывеска "Клуб Пита". Джесс выпрыгнул из машины и позвонил четыре раза.

Дверь отворилась, он кому-то что-то шепнул и исчез. Через мгновение вернулся и зашуршал купюрами. Они последовали за Джессом по затхлому вестибюлю, потом спустились по лестнице и прошли мимо множества дверей. Наконец сквозь жемчужный занавес они проникли в подвал. Две лампочки без абажура давали неяркий свет. Там было несколько столов, на потертом ковре сидели и лежали какие-то люди. Под одной лампочкой сидел на корточках длинноволосый молодой человек, дергавший струны какого-то инструмента, похожего на ситар. Воздух был до рези плотным и очень жарким.

– Сюда, - позвал их Джесс.

Они сели за столик на жесткие стулья. У Ларкина появилось такое чувство, что владелец клуба и обслуга уже несколько месяцев здесь не появлялись и обстановка долго не менялась. Он спросил себя, был ли здесь обслуживающий персонал вообще. Кто-то потрогал его за рукав: Джесс протягивал сигарету.

– Почему бы и нам не предаться пороку?

Банти, которая уже курила, мрачно глянула на него. Он попробовал улыбнуться. Она отвела взгляд и подняла лицо к потолку, чтобы выпустить струю дыма. Проследив за ней взглядом, Джим заметил на потолке эротическую роспись: обнаженные члены, сплетенные нагие торсы, чувственные губы, полные груди... Безумная мечта художника, воплощенная в цвете, кощунственная пародия на Сикстинскую капеллу. Даже при неярком освещении краски резали глаз. Он покосился на разбросанные по ковру тела, потом взглянул на Джесса:

– Должно быть, им уже хорошо?

– Расслабьтесь, Джим. Проникнитесь этим настроением.

Настроение, которое нахлынуло на него, не дожидаясь, пока он им проникнется, оказалось непередаваемой скукой, приправленной физическим недомоганием. Жара, вой струн и всепроникающая апатия окутали его душу. В попытке вырваться из этой засасывающей трясины он тщетно разглядывал шприцы и запачканные кровью полотенца.

Джесс, который наблюдал за ним, сказал:

– Здесь есть свой стиль. Только порок. Если кому-то это не нравится, он может поискать другое место.