Кто-нибудь излишне дотошный мог бы упрекнуть его, что он смотрит не на жену, а на стенку - да разве любящие супруги так поступают? Но в том-то и дело, что Нериаль смотрела на ту же самую стенку, а вовсе не на мужа. На стенку, сплошь завешенную прихотливыми драпировками. Но даже если и сорвать с нее все эти расшитые тряпки, ничего не случится. Даже самый излишне дотошный придира, будь он хоть семи пядей во лбу, и то не сможет обнаружить хитроумно укрытую потайную дверь - ту, что ведет в совсем уже потайные покои... туда, где в эту минуту тоже велся разговор и смыкались объятия. Вот только Тенгиту, лежавшему сейчас в супружеской постели, едва сровнялось двадцать - а потому и разговор был совершенно другим, и объятия - тоже.

–  Ты - чудовище, - шептал он на ухо жене, откидывая с ее лба влажную прядь золотистых волос.
– Ты мое восхитительное любимое чудовище.

–  Почему чудовище?
– смеялась Лэрни. И снова, как всегда, от ее смеха у Тенгита перехватывало горло. Счастье, острое, как нож, запретное счастье пронизывало его до глубины души, истаивая и рассыпаясь сияющими брызгами, от которых все его тело делалось трепещущим и невесомым, как радуга. Он знал, что жизнь готов отдать, чтобы Лэрни смеялась... а уж наговорить ради этого всяческих глупостей и вовсе проще простого.

–  Потому что только чудовище может полюбить своего извечного врага, плутовски ухмыльнулся Тенгит.
– Исконного. Ужас какой. И поделом мне. Я люблю чудовище.

–  Да?
– притворно возмутилась Лэрни, рывком отбрасывая одеяло.
– А сам-то ты тогда кто?

–  А я - нет, - еще шире ухмыльнулся Тенгит.
– Я-то сразу понял, что ты мне не враг. Сразу, как увидел. С первого взгляда.

Он говорил чистую правду. Так оно и было - сразу, с первого взгляда. Как только он, дальний родич королевского дома, плоть от плоти черно-серебряных, увидел девушку из рода ало-золотых... как только увидел золото ее волос, льющееся по алому плащу...

–  Так что я не чудовище, - вздохнул Тенгит.
– Я всего-навсего герой.

–  Это еще почему?
– расхохоталась Лэрни.

–  Потому что я люблю чудовище, - скромно потупился Тенгит.
– Думаешь, у кого попало на это храбрости хватит?

–  Если мне память не изменяет, - ехидно прищурилась Лэрни, - во всех сказках герои поступают с чудовищами как-то совсем по-другому.

–  А это неправильные герои, - сообщил Тенгит, зарываясь лицом в разметавшиеся волосы жены.
– Глупые. Что они вообще в чудовищах понимают?

–  Ничего!
– выдохнула Лэрни, и ее дыхание скользнуло по голому плечу Тенгита, лишь на миг опередив губы, с которых слетело.

Только теперь - и то мимолетно - Тенгит подумал об отъезде короля Иргитера. И надо сказать, короля эта беглая мысль никак не смогла бы порадовать. Потому что радовать Тенгит хотел вовсе не короля, а жену. Он и в самом деле жизнь готов был отдать, лишь бы она смеялась. А уж ради того, чтобы она не плакала... и ради того чтобы их ребенок, мирно сопящий в колыбели...

Тенгит навсегда запомнил, каким было лицо его матери в тот день, когда топор палача пресек жизнь его старшего брата. У Лэрни никогда не будет такого лица. Никогда.

–  А теперь давай сюда этот подойник!

–  Как можно, деточка-ваше-высочество! Это не подойник, а головной убор. Старинный.

–  Ну я же и говорю - дай мне этот бархатный подойник с ушами!

Старая Сана укоризненно вздохнула в ответ, но потом не удержалась и все-таки прыснула. Еще бы! Кому, как не бывшей танцовщице, знать толк в нарядах. В молодости Сана вскружила столько голов, что и помыслить страшно. Да, с тех пор минуло больше полувека. Да, ветхая сморщенная старушка ничем не походит на давно позабытую ею же самой юную очаровательницу. Но она все еще помнит, что такое хорошо одеваться. Да и с кем Шеррин посоветоваться - с дамами придворными? Вот еще. Старуха Сана получше всех их, вместе взятых, понимает, что такое - одеться соблазнительно и со вкусом... а что такое совсем даже наоборот. Провинциалки, что с них взять. Как и сама Шеррин. Принцесса она там или нет, а ее родная Адейна - такое захолустье, что любая суланская или найлисская судомойка одевается лучше. Может, и не богаче, но уж лучше - наверняка. Нет, фрейлины ничего не посоветуют толкового. А вот Сана... давным-давно она танцевала в Ланне перед отцом Сейгдена - и восхищенный король осыпал прелестную плясунью золотом. В буквальном смысле этого слова. Кучу золота навалили такую, чтоб она могла закрыть красавицу с головой.

–  А что на это казначей сказал?
– нетерпеливо спрашивала Шеррин всякий раз, когда ей удавалось уговорить Сану вновь рассказать ей эту историю.

–  Казначей, - неизменно отвечала Сана, - вздохнул только и молвил: "Одно счастье, что госпожа Сана росточку из себя небольшого".

Вот так. Золото за столько-то лет расточилось без остатка - а вот опыт, бесценный опыт несравненной красавицы... Шеррин несказанно повезло: коротать старость Сана решила не где-нибудь, а именно в Адейне.

–  Это не подойник, - наставительно произнесла Сана, протягивая принцессе высоченный чепец из порядком потертого бархата, отделанный басонной тесьмой.
– Это ведро. Пыльное.

Шеррин стукнула чепцом по колену, выколачивая из бархата пыль, и закашлялась.

–  Жаль, что его нельзя оставить таким же пыльным, - с сожалением произнесла она.

–  Зато его можно постирать, - утешительно напомнила Сана.
– Бархат все-таки. Если доверить эту стирку достаточно неопытным рукам...