Раткевич Элеонора Генриховна
Шрифт:
– Те, кто остается, свои распоряжения уже получили, - негромко, но звучно произнес Эвелль.– Но вы едете со мной, и вы должны знать, что дело серьезнее, чем кажется.
– Но, адмирал!– возразил его светлость Одноглазый Патря.– Где Найлисс, а где мы? Даже если Найлисс и зажег беглые огни, нам-то что за беда? Общих интересов у нас нет.
– С тех пор, как степь перестала представлять собой постоянную угрозу для Правобережья, - церемонно поправил его Вигнел Левый Крен, - я не могу представить себе общей для наших стран проблемы.
Из всей знати, как старой, так и новой, его сиятельство Левый Крен выражался наиболее изысканно. Дело в том, что Вигнел, как и король, был левшой, и эта черта сходства побуждала его следить за своими манерами особенно тщательно.
– А я могу, - отрезал Эвелль.
На сей раз спорить не попытался никто. Единственно только способность просчитывать все наперед и могла даровать одному победу над многими. Эвелль ею обладал. Он был не просто капитаном, но адмиралом - причем адмиралом, не изведавшим ни одного поражения. Его люди верили своему адмиралу хоть и не слепо, но на его зрение полагались больше, чем на свое. И если уж адмирал видит на горизонте шторм, значит, так оно и есть.
– И Лерметт может, - добавил Эвелль.– Или вы позабыли, как он приезжал к нам уже после ристаний?
– Разве такое забудешь!– во весь рот разулыбался Герцог, которому как раз и выпала честь сопровождать его найлисское величество во время пребывания в Юльме. Иного имени, кроме клички Герцог, бывший юнга с пиратского корабля не имел и вовсе - но зато уж ее носил с честью... возможно, еще и потому, что пламенно жаждал с нею сровняться: коль скоро тебя кличут Герцогом, обидно оставаться всего лишь бароном. Это несоответствие иной раз повергало беднягу в тайную печаль, но он неизменно утешал себя тем, что еще не все потеряно.
– А если так, - ровным голосом промолвил Эвелль, - припомни-ка, чем он у нас интересовался особо?
– Лоциями старыми, - незамедлительно ответил Герцог.– Новыми тоже, но старыми больше всего. И архивами гильдий. Рыбная ловля, рыбная торговля... и зачем оно ему, если от его Найлисса до моря, как великому аргину до мачты?
– Вот и я так подумал, - согласился Эвелль.– А после решил, что молодой король просто-напросто дела свои в порядок приводит. Возможный объем торговли наперед рассчитывает - и рыбной, и заморской.
– Да зачем ради этого самому-то ездить?– встрял Легарет Кривой Румпель, раздувая ноздри того самого органа, которому он и был обязан своим боевым прозвищем.– Довольно ведь первого помощника послать...
Эвелль невольно улыбнулся. Румпель был редкостно умен и неплохо образован - настолько, что сумел по заслугам занять министерский пост - но никакая сила в мире не смогла бы заставить этого самородка именовать министров и советников иначе, нежели лоцманами и квартирмейстерами.
– Навряд ли, - все еще улыбаясь, возразил Эвелль.– Первым помощником у Лерметта знаешь кто? Гном ученый, да впридачу еще и доктор наук из Арамейля. Такого поди пошли, попробуй... как бы он тебя самого не послал.
– Такой может, - скорбно кивнул Патря, которому во время ристаний однажды довелось беседовать с Илмерраном.
– И еще - Лерметт не из тех, кто всю работу на первого помощника переваливает, - сообщил Эвелль.– Он из тех капитанов, кто самолично во все мелочи входит.
– Дельный парень, одним словом, - одобрил Левый Крен, в азарте беседы позабыв на мгновение о изысканных манерах.– Я бы такого к себе к себе боцманом, пожалуй, взял.
– Боцманом, говоришь?– усмехнулся Эвелль.– Ну нет. Подымай выше. Это он бы тебя к себе боцманом взял... может быть.
Вигнел сконфуженно потупился.
– Впрочем, я и сам хорош, - вздохнул король.– Самым простым объяснением довольствовался... а того не взял в толк, что Лерметт ездил не только к нам.
– Ну да, - чуточку растерянно произнес Румпель.– К эльфам он ездил это еще перед ристаниями - в степь ездил, потом к нам, потом в Арамейль...
– А потом зажег беглые огни, - подытожил Эвелль.– Эльфы, степь, Юльм, Арамейль... я не знаю в точности, что за беда заставила его созвать королей, но беда эта касается всех.
– А если не в точности?– полюбопытствовал Одноглазый Патря. Никто другой не посмел бы позволить себе такую вольность, но Патре прощалось многое - в конце концов, никто иной, как он, первым принес клятву верности новому адмиралу.