И пусть на море царит полный штиль, - если корабль идет полным ходом, над ним веет легкий ветерок; он скользит по палубе, люкам, овевает мостик, мачты, забегает в кубрик, треплет волосы матросам. До чего же хорошо, когда веет свежий ветерок!

Все изменилось с тех пор, как матросы увидели на ясном горизонте пароход с запчастями. Нейгауз заработал три пачки табаку. На корабле раздавали пиво и даже водку.

Матросы с "Замбези" сидели рядом с матросами "Сенегала". Вместе пили, курили, рассказывали друг другу разные истории, пели песни. Прошедшие месяцы в тропиках казались им дурным сном. И боцман Иогансен был с ними.

Руди все смотрел на него, когда приносил матросам пиво из буфетной. Порой боцман улыбался, тихо говорил что-нибудь Фите или Черному Губерту, Гельге или Нейгаузу, сидевшим рядом с ним, но иной раз он в задумчивости качал головой. Правда, трудно было понять: месяцами матросы ругались, проклинали муштру, капитана, Тюте - этого погонялу. Еще в обед они стояли могучей крепкой стеной перед капитаном, но капитан сломил эту стену, и сломил ее не в яростном гневе, тогда бы она устояла, - а сказав только одно слово: домой! Хитер этот капитан! Он приказал снова открыть пивную бочку и ни словом не упоминает о происшедшем. Что ж, теперь думать матросам о капитане?

Они пили пиво и веселились...

Затем наступили последние дни стоянки на тропической реке. "Замбези" привез из Гамбурга механиков. Они привезли с собой новую главную трубу. В машинном отделении застучали молотки, вспыхнули сварочные аппараты.

И вот наконец снова заворочались тяжелые шатуны, пришел в движение гребной винт, завыла сирена - корабль ожил!

Каждые два-три дня Руди записывает в свой дневник:

"В открытом море, 10 марта 1938 г.

Справа по борту остался остров Принсипе. Как раз всходило солнце, когда он был у нас на траверзе. На острове большая гора. Она была вся красная от лучей восходящего солнца. Растут там какао и кофе. Слева по борту виднелись островки. Португальцы называют их "Братьями". Вааль снова работает в буфетной, хоть и не совсем здоров, и я рад, так как работать в буфетной мне больше не хочется.

Открытое море, 14 марта 1938 г,

Я опять каждый день передвигаю флажки на карте, которая висит в салоне. Сейчас полдень. Мы прошли мыс Пальмас. Справа уже видна Либерия, откуда родом были почти все наши негры-грузчики. Вчера мы снова с Георгом ходили к Иогансену. Мы теперь часто у него бываем. Иногда мы сидим и в кубрике. Пока мне капитан еще ничего не сказал. Вчера нам боцман рассказывал про торговлю неграми. Несколько дней назад мы прошли мимо Невольничьего берега, как он до сих пор еще называется. А рядом с ним Золотой берег. Потом берег Слоновой кости и Перцовый берег. Георг тоже сумел кое-что рассказать о торговле рабами. Один я ничего не знал. Обязательно надо будет в Гамбурге купить такой справочник, как у боцмана. Завтра вечером придем в Монровию. Вчера и сегодня весь день негры чистили свои "чемоданы". Я подарил Жозэ пару ботинок. Он очень обрадовался. И носки я ему тоже дал. Жалко, что его больше не будет на борту. Он хороший парень.

Вечером мы все собрались у люка номер три, что сразу у мостика. Капитан произнес речь. Австрия теперь тоже входит в Германию. Немецкие войска перешли границу. Мы потом долго сидели у боцмана Иогансена. Я иногда боюсь за него. Толстяка Иохена с нами не было. Но были Нейгауз и Кнут. Кнут мне нравится. Из коры кокосового дерева он сделал продолговатую коробочку и вырезал много маленьких фигурок. Нейгауз теперь всегда вместе с Клаусом ходит. А Ян Рикмерс у боцмана больше не бывает.

Вчера первый штурман опять поругался с капитаном.

Встречаясь в салоне, они не разговаривают.

Открытое море, 17 марта 1938 г.

На борту стало тихо. Я скучаю по неграм. Жозе в следующий рейс снова хочет наняться на "Сенегал", чтобы плавать со мной. Я его сфотографировал, но не знаю, как ему передать карточку. Ведь я в Гамбурге спишусь с "Сенегала". Почти все хотят списаться. Георг тоже. Но сказать об этом Жозэ я не смог. Уж очень он радовался, что мы с ним снова встретимся. Прежде чем негры сошли с корабля, им пришлось долго сидеть со своими "чемоданами" на палубе. На Жозэ были мои ботинки. Но до такого блеска я их еще никогда не доводил. Потом капитан приказал, чтобы они открыли все чемоданы. Он велел у них отнять все пустые консервные банки и пустые бутылки.

На следующий день мы пришли во Фритаун. Там брали уголь. Негры таскали корзины с углем на головах.

Я видел грузчиц-женщин. Они такие худые - кожа да кости. Потом на борт поднялись несколько торговцев. Я купил для Крошки вышитые домашние туфли. Вокруг корабля все время плавали негры на долбленках. И, если кто-нибудь бросал в воду монетку, негры ныряли и доставали ее зубами. Один все время кричал: "Алло, земляк!" Но других немецких слов он не знал. Когда мы снова выходили в море, я видел много акул. Негритянские долбленки к тому времени окружили английский пассажирский теплоход.

Там они заработают больше, чем у нас.

В открытом море, 24 марта 1938 г.

Я давно уже ничего не записывал - не было ни минутки свободного времени. Все надо сейчас драить, чистить.

Когда "Сенегал" придет в Гамбург, все должно сверкать.

На палубе матросы красят все, что только можно выкрасить. Красят и борта снаружи, сидя на подвешенных досках. Страшно, наверное, сидеть так над морем.

Погода замечательная - тепло.

Мы идем со средней скоростью девять миль в час, и первого апреля должны быть в Гамбурге.