– Что именно?

– Напиваться с ним. Проявим твердость. Будем потягивать виски. Он может пить сколько ему угодно. Но если мы хотим подготовить наш материал, нам следует оставаться трезвыми. Мы не скажем ему этого. Просто не будем пить наравне с ним.

– Мы это делали?

– Пытались.

– Линда... меня сейчас вытошнит.
– Съешь хлеб. Я надену слаксы, приду к тебе, и мы обсудим нашу стратегию.

Ей удалось выпить полстакана молока. Дженюари смотрела, как Линда готовит кофе. Наконец Линда устроилась в кресле и улыбнулась.

– Теперь сядь... вернись к реальной жизни... позвони Тому Кольту.

– Почему я?

– Потому что, хотя я собиралась вчера переспать с ним, я чувствую, что утром он не вспомнит мое имя. Но твое ему не забыть. Особенно после большой любви, которой он вдруг воспылал к твоему папе.

– Мне кажется, он не очень-то жалует моего отца. Просто Том бы ч взбешен тем, что какая-то Рита Льюис пытается им командовать.

Линда зажгла сигарету и отхлебнула кофе.

– Дженюари, этот быстрорастворимый порошок ужасен. Ты должна научиться варить настоящий кофе.

Дженюари пожала плечами.

– Меня он устраивает. Линда покачала головой.

– Но он не понравится твоему мужчине.

– Какому мужчине?

– Любому, который останется у тебя на ночь. Единственное, что они требуют утром, - это приличный кофе, - Ты считаешь себя обязанной варить его?

– Иногда еще и яйца. А если твой друг помешан на здоровой пище, как Кит, тебе придется готовить ему "Гранолу" - подслащенную овсянку с орехами, изюмом и витамином Е... О господи, слава богу, я избавлена от этого.

– Ты думаешь о Ките... скучаешь по нем? Линда покачала головой.

– После премьеры "Гусеницы" я едва не послала ему телеграмму. Но потом передумала. Все кончено. Я рада за Кита - спектакль стал хитом. Он дорого заплатил за успех, согласившись спать с Кристиной. К тому же, пообщавшись с таким человеком, как Том Кольт, начинаешь понимать, что Кит - просто мальчишка.

– Но, Линда... он женат, у него шестимесячный сын.

– Жена и ребенок Тома на Западном побережье... а я здесь. Я не собираюсь уводить его от семьи.

– Тогда зачем он тебе?

– Он меня заводит... он красив... я хочу с ним переспать. И ты - тоже. Во всяком случае, вчера ночью ты вела себя так, словно хочешь этого.

– Неужели?

– Дженюари, тебе следовало родиться под знаком Близнецов, а не Козерога ты настоящий Близнец. Выпив, ты превращаешься в совсем в другого человека. Вчера он целовал нас в "Пи Джи"... по-настоящему... взасос... поочередно... называл меня ванильной девушкой, а тебя - шоколадной.

– Он целовал нас в "Пи Джи"?

– Ну да.

– По-настоящему?

– Я чувствовала его язык в своей глотке. Насчет тебя не знаю.

– О, боже.

– А как тебе понравилось возвращение домой в машине?
– спросила Линда.

– О чем ты?
– выпрямилась Дженюари.

– Он засунул руку тебе под блузку и сказал: "Малышки. Но они мне нравятся".

Дженюари зарылась головой в подушку.

– Линда... я этому не верю:

– Не сомневайся... Он целовал мои груди и уверял, что они просто потрясающие.

– А как реагировал на это водитель?

– Наверно, не отводил взгляда от зеркала заднего вида. Но эти шоферы, я слышала, всякого насмотрелись, включая изнасилования.

– Линда, - тихо промолвила Дженюари.
– Теперь я все постепенно вспоминаю. Когда он засунул руку под мою кофточку, мне это показалось самым естественным поступком на свете. О боже... как я могла?

– Ты наконец становишься нормальной девушкой.

– Это нормально? Чтобы мужчина, с которым ты только что познакомилась, трогал тебя в присутствии другой девушки?

– Послушай, я никогда не занималась любовью втроем. Не смогла бы трахаться при свидетелях. Вчерашняя ночь прошла очень весело. Тебе нечего стыдиться.

Выбравшись из кровати, Дженюари побрела по комнате в поисках сигарет. Закурив, сделала глубоко затяжку, потом повернулась к Линде.

– Я знаю, что долгое время жила в изоляции от внешнего мира. Тут многое изменилось. Например, можно жить с любимым человеком, не регистрируя брак... спать с ним. Теперь все так считают. Но никто не может заставить меня принять все это. Моя девственность породила во мне комплекс. Я буквально уговорила себя отдаться Дэвиду. И это было ужасно.