Дядя Кирша был закрыт покрывалом, и казалось, что под по-крывалом у него две ровных здоровых ноги.

– Дядя мой! Дядя! Как же так?
– приговаривала моя мама, стоя над гробом и покачивая головой.

У нее были черные лаковые туфельки и серые колготки в серых упругих бородавках. Она опустила волосы прямо к покрывалу и закрыла лицо руками. В щель между средним и указательным пальцем смотрел мокрый глаз в завитых ресницах.

У окна стояли тетя Груша и Вовкина бабушка Зорина-Трубецкая в черном берете с вуалью. Берет ополз на обе щеки. Вовкина бабушка держала за плечо тетю Грушу.

– Его убили, убили...
– шептала ей тетя Груша.
– Ваш внук мне все рассказал. Он сидел в кустах и видел... Эти люди...
– и она ука-зала в окно под деревья. Под деревьями было пусто.
– Они завели Ки-рилла за дом и насильно напоили водкой. А когда он опьянел, они сняли с него ботинки и заставили танцевать на стеклах. А потом им на-доело, и они бросили его, бросили одного, чтобы он лежал в кустах на холодной земле среди разбитых бутылок, но он полз за ними и просил, чтобы они вернули ему гитару.

– А где Вова?
– громко спросила я его бабушку и потянула за рукав.Почему он не пришел?

– А Вова...- и тут его бабушка сглотнула и замолчала.
– Вову положили в больницу. Он все время плакал и не мог спать, и врач сказал, что ему нужно в больницу...

– Что, что вы сказали?
– переспросила Натка и, волнуясь, прошла в комнату.

– Я сказала... сказала...
– но тетя Груша не смогла повторить.

И тогда Вовкина бабушка взяла Натку под руку, отвела в угол и что-то прошептала ей на ухо.

– Ах вот как!
– сухо отрезала Натка, и ее лицо скривилось от злобы.

– О чем вы шепчетесь?
– подошли ноги моей мамы в черных туфлях и серых чулках с бородавками.

Вовкина бабушка натянуто улыбнулась.

– О чем?
– повторила моя мама.

Все молчали.

Потом пришло много незнакомых мне людей. Мужчины, в основном старики, называли дядю Киршу по имени и сдвигали столы для поминок, правда, иногда они говорили "Князь" и с трудом сдерживали усмеш-ку. Тетя Груша молча следила за ними и каждый раз вздрагивала, когда они собирались смеяться.

Я ждала Харитона Климовича, но Харитон Климович не пришел.

Одни высокие старики в костюмах грохотали стульями, растягивали скатерти на столах и расхаживали по комнате, не замечая лежащего дядю Киршу.

– Да вы просто все завидовали ему!
– громко выкрикнула Натка.

Ее голос с гудением завис над столами.

Тетя Груша часто закивала. Старики замерли, и только один из них осмелился поднять голову. У него было сморщенное лицо и синие полинявшие глаза.

– И чему же, позвольте узнать, Наталья Андреевна, мы завидовали?
– тихо и медленно спросил он.

– Да вы же сами прекрасно знаете чему!
– выпалила Натка.
– Тому, что он говорил по-французски, тому, что у него детство было краси-вое - с елкой в свечах и богатыми подарками, тому, что он ходил в гимназию, тому, что он был не чета вам - князь!

И тут другие старики подняли свои сухие легкие головы и в голос захохотали. Их смех шелестел, как серебряный дождь на елке.

– Вы же сами никогда не верили в его благородство, - улыбнулся старик с полинявшими глазами.

– Хватит!
– попросила тетя Груша.
– О чем вы все говорите? Он уже умер, и уже никому не важно, князь он был или нет.

Тогда старики опустили к столам свои легкие головы и молча расставили хрусталь. Одни только черные локти мелькали.

Мы вышли на улицу, чтобы отвезти дядю Киршу на кладбище.

У подъезда стоял автобус. На ступеньках подъезда стоял подросток Валера в ботинках дяди Кирши.

Когда Натка поравнялась с ним, она страстно прошептала ему в лицо: "Будь ты проклят!", тогда он молча показал ей нож, но она засме-ялась и повторила: "Будь проклят! Проклят!" И тогда подросток Валера ответил ей: "А ведь это не я!" - и рывком головы указал на гроб. "А по-чему же ты в его ботинках?" - не унималась Натка. "Это не я!
– хрип-ло повторил подросток Валера.
– А ботинки из универмага! Мне купил брат!" Натка хотела что-то сказать, но не успела, ее подтолкнул старик с полинявшими глазами, выходивший из подъезда.

На кладбище у разрытой могилы тетя Груша осмотрелась по сторо-нам и с удовольствием сказала:

– Места хватит на всех!

На мгновение мне показалось, что где-то в кустах мелькнуло бледное лицо Харитона Климовича в черных очках. Он мерз. Воротник пиджака был поднят и обмотан шарфом. Из кармана торчал белый уголок платочка.

Старик с полинявшими глазами говорил над гробом речь.

– И если кто и виноват перед тобой, то ты, Кирилл Николаевич, прости...

Харитон Климович опасливо шмыгнул в кусты.