Еще вчера вечером у него были и Тамара, и Элла. Сейчас у него уже не было ни той, ни другой, и, заглядывая к себе в душу, он мучительно не мог понять, любит ли хоть одну из них.

– Борис!
– прозвучал за спиной строгий голос отчима.
– Вы что, так и собираетесь разъезжать по стране с пистолетами в карманах?

– Сейчас, Николай Прокофьич, - отозвался Тетерин вместо Белокурова, - половина населения России разъезжает по стране с пистолетами в карманах. А чеченцы даже и с автоматами.

– Ну вы-то не чеченцы, - фыркнул Прокофьич.
– Вас любая милиция остановит и схватит за задницу. И будет вам тогда и княжество, и Америка.

– Я свой пистолет не собираюсь выкидывать, - твердо сказал Тетерин.
– Это табельное именное оружие моего покойного отца, генерал-майора ВДВ.

– Я со своим парабеллумом тоже не собираюсь расставаться, - сказал Белокуров, хотя и не столь твердо.
– Я его добыл в неравной схватке с врагом. Отнял у молокососа, который мне им угрожал, требуя денег. Нет, наши пистолеты останутся при нас.

– Дураки оба, - оценил ответы Тетерина и Белокурова Николай Прокофьич.

– Тамарка наверняка уже сообщила в милицию, что машина номер такой-то разъезжает по Москве, а в ней двое с пистолетами и украденный у законной мамаши ребенок.

– Думаете, она записала или запомнила номер моей машины?
– спросил Тетерин.
– Вряд ли. Хотя, с другой стороны, его нетрудно выяснить через ту же милицию.

– Будем надеяться, что она, занявшись утешением своего Джерика, еще не успела этого сделать, - вздохнул главный бестиарий.

– Повторяю еще раз: дураки, - сказал отчим.

– Лучше скажи, ты свои права прихватил?
– спросил Белокуров.

– Прихватил, не беспокойся, давно пора знать, что твой отчим предусмотрительный человек, - ответил Прокофьич.
– Когда за руль?

Вскоре они выскочили на мост, отделяющий Химкинское водохранилище от канала имени Москвы.

Когда выехали из Москвы, Прокофьич поменялся местами с Тетериным, и вскоре на заднем сиденье спали уже двое - маленький мальчик и взрослый палеоантрополог.

– никакого модернизьма! Никакого абстракционизьма!

Он тяжелым камнем канул в сон, как в пропасть. Потом, очнувшись, с удивлением увидел себя на заднем сиденье своей «мыльницы». Сбоку от него спал мальчик. Вчерашний чудодейственный мальчик, благодаря которому Сергей Михайлович совершил свой выдающийся подвиг. Он посмотрел на часы, они показывали двадцать пять минут пятого. За окнами машины было еще темно.

– Что за город?
– спросил он у Белокурова.

– Тверь.

– Почему стоим?

– Прокофьич увидел милиционера и пошел ему доносить, что мы с тобой вооружены.

– А если серьезно?

– Разузнает, как дальше ехать. Ты чего проснулся? Спи дальше, всего-то проспал два часа.

– Как ни странно, чувствую себя выспавшимся.

Тетерин удивился тому, насколько он и впрямь ощущал себя посвежевшим.

Прокофьич горячо поблагодарил представителя тверской милиции и вернулся за руль.

– Ну что там?
– спросил Белокуров.

– Надо было раньше свернуть и переехать на другую сторону Волги. Сейчас переедем по этому мосту, потом направо, еще через один мост, и выберемся на дорогу в Бежецк.

– Зачем нам Бежецк? Нам в сторону Кушалина.

– Это одно направление.

– Не устали, Николай Прокофьич?
– спросил Тетерин, когда они ехали по мосту через Волгу.
– Я уже в норме, могу вас заменить.

– Из Твери выберемся, и заменишь.

– Афанасий, - сказал Белокуров, когда они уже ехали по набережной, за спиной у памятника ходившему за три моря.

Неведомо почему, но в эту минуту Тетерину стало как-то по-особенному хорошо и уютно. Вспомнилось, как однажды с другом они путешествовали по волжским городам, предавались разным приключениям, охотились на девушек-волжаночек; хотя и не сказать, что много наохотили, но все равно весело. И как пили великолепное тверское пиво в обыкновеннейшей пивной забегаловке, расположенной неподалеку от этого самого памятника Афанасию Никитину. Нестерпимо захотелось холодненького пивка.

– Надо же, - произнес Николай Прокофьевич, - полжизни прожил в Твери и уже забыл, как по ней ездить.