Шрифт:
– Однако, Дмитрий Иванович, - сказал Мазин, - у Олега сложилось впечатление...
– Нет! Я проанализировал. Это вы с Кушнаревым наталкивали меня... Калугин не мог знать точного места падения самолета. Он ничего не знал о самолете до разговора со мной.
– Так он сказал?
– Не считайте меня кретином. Я основываюсь на фактах. Да, Калугин рекомендовал мне искать на Красной речке, но он не послал бы туда Филипенко, если бы знал о золоте.
– Как это на вас похоже!
– воскликнул Мазин.
– Почему же вы не сказали Калугину о золоте?
– Так было правильно.
– Еще бы!
– Надеюсь, вы не подозреваете, что я собирался присвоить золото? Я не мог доверить...
– А он вам доверял. В свой дом пригласил.
– Товарищ майор, - повернулся Олег к Волокову, - мне неизвестны должность и звание Игоря Николаевича, поэтому я прошу вас, как лицо официальное, дать мне возможность закончить свое сообщение. Мне не нравится, когда меня перебивают и обращаются, как с преступником. Повторяю, я не мог доверить дело государственной важности постороннему. Приглашение же на дачу вопрос сугубо личный.
– Спасибо. Разобрался.
– Мазин оставил иронию.
– Я не хотел вас обидеть, Олег. И не заподозрил ни в чем нехорошем. Решили вы так: сын вернет золото, которое, как считалось, похищено отцом Это ваш долг и ваше право?
– Да. Что в этом плохого?
– Чуть-чуть ненужного тщеславия, капля самоуверенности, немного недоверия к людям... Короче, всего понемножку, а результат печальный.
– Можно, конечно, думать и так, но я не согласен. Я ни в чем не виноват.
– Виновным вы считаете Филипенко?
– Разумеется. Не зная, что находится в самолете, Калугин направил к озеру Филипенко. Он хотел помочь мне в поиске, хотел, чтобы в окрестностях не осталось "белых пятен". Егерь обнаружил машину, но ни слова не сказал о золоте.
– И вы решили, что Матвей присвоил его?
– А что бы подумали вы?
– Я бы принял такую гипотезу в числе других.
– Каких других?
– Золото могли найти и похитить до Филипенко. При падении оно могло оказаться в стороне от самолета и не попасть на глаза Матвею. Однако вы имели основания подозревать.
– Я оказался прав.
Олег поглядел на Мазина, но не с торжеством, а сдержанно. Тот молчал. Волоков ждал с любопытством.
– Скрывать правду от Калугина больше не имело смысла. Я поделился с ним опасениями. Михаил Михайлович был невероятно поражен, услыхав про золото, конечно же, он ничего не знал о самолете, его советы были совпадениями - и только! Но он, как и вы, не хотел поверить в вину Филипенко. Это его и погубило.
– Каким образом?
– Он рассказал все Матвею.
– Как все?
– Детали мне неизвестны, но, когда я пришел вечером в гостиную, за считанные минуты до смерти, до того, как погас свет, Михаил Михайлович шепнул мне: "Матвей ничего не нашел. Побеседуем попозже, когда гости разойдутся".
– И ваш вывод?
– Единственно возможный. Калугин спросил у егеря, нашел ли он золото. Тот отказался и, воспользовавшись первой же возможностью, убил Калугина.
– А почему не вас?
– Ну, знаете...
– Попытайтесь все же объяснить.
– Это не так трудно. Калугин не назвал мою фамилию, и у Матвея сложилось впечатление, что он единственный, кто знал о золоте.
– Резонное предположение. И ножом он ударил?
– Что же ему оставалось делать?
– Но как попал нож к убийце, вы не представляете?
– К сожалению. Товарищ майор!..
– Минутку, Олег, - прервал Мазин.
– Оставим пока Матвея, с разрешения Дмитрия Ивановича. Зачем стреляли в меня и кто, по-вашему?
Олег едва успел заморгать, но Мазин не ждал ответа.
– Не знаете? А что случилось с Демьянычем?
– С пасечником?
– Да. Почему он умер?
– Первый раз слышу.
– Охотно верю. Всему, что вы говорили, верю. Не смотрите на меня, как на противника. Вы сообщили много интересного. Хотя и поторопились. Дмитрий Иванович еще не вошел в обстановку. Ему нужно ознакомиться с фактами, и тогда у него появится необходимость побеседовать с вами подробнее.
– Но мои обвинения против Филипенко вы игнорируете?
– Напротив. Я сопоставил их с тем, что вчера вам удалось проникнуть на Красную речку, и это подтвердило ваши подозрения. Существуют и другие основания, чтобы задержать Матвея, - сказал Мазин, не расшифровывая своей мысли, потому что думал он не только о подмененной пуле.