Ночь проходила спокойно, и у хозяина было время поразмышлять о незнакомке. Он разглядывал ее сквозь пелену дыма. Она сидела, откинувшись в кресле и слушая негритянского пианиста. И хозяин подумал, что она очень похожа на тех двух или трех женщин, которых он встречал в своей жизни, с первого взгляда определяя, что они слишком хороши для него. И женщины это тоже понимали, именно поэтому он сохранил о них романтические воспоминания, и до сих пор посылал цветы к каждому дню рождения одной из них, которая впоследствии вышла замуж за полковника французской авиации. И в этой тоже было то редкое сочетание - мягкость и одновременно уверенность в себе. Почему она не вошла в эту дверь десять лет тому назад?

Потом его вызвали в кухню. Проходя мимо ее столика, он улыбнулся ей и, получив ответную улыбку, отметил про себя белизну и легкую неравномерность блеснувших зубов, и здоровый цвет кожи. Он покачал головой, переступая порог кухни и озадаченно думая о том, что могло привести такую женщину в его скромное заведение. И решил, что по дороге назад он остановится у ее столика, предложит что-то выпить, и может поразузнает что-то.

Но, выйдя обратно в зал, он увидел двух американских студентов, переместившихся из дальнего конца комнаты за ее столик. Между ними завязалась оживленная беседа, женщина улыбалась по очереди каждому из них, ее рука лежала на столе, и она, чуть подавшись вперед, коснулась плеча того что был покрасивее своего друга, сказав ему что-то при этом.

Хозяин не остановился возле их стола. Так вот как все, оказывается, просто, подумал он. Молодые, на молодых ее тянет. И он ощутил смутное разочарование, будто предал память о тех женщинах, которых не был никогда достоин.

Он вернулся на свое место за стойкой и больше не смотрел в ее сторону. Студенты, думал он. Один из них к тому же еще и очкарик. Для хозяина все американцы до тридцати пяти с короткими стрижками были студентами, но эти были настоящими, типичными высокими, сутулыми, тощими типами с огромными руками и ногами - по крайней мере в два раза большими, чем у любого француза. Мягкая и уверенная в себе, не выходила у него из головы мысль о собственной ошибке и разочаровании. И не удивительно.

Последовала суета очередных прибытий и прощаний, и где-то с полчаса хозяин был занят. Затем последовало небольшое затишье и он снова повернулся в ее сторону. Она все еще сидела со своими студентами и они все так же много болтали, но она, видно, уже не особо прислушивалась. Она оперлась на столик, сидя между мальчиками, и не спускала глаз с бара. Сначала хозяину показалось, что она глядит на него, и изобразил подобие улыбки, чтобы не показаться невежливым. Но на лице женщины не мелькнуло ответного приветствия, и он понял, что она смотрит не на него, а на мужчину, сидящего у бара через два места от него.

Хозяин повернулся, посмотрел на мужчину и подумал с легкой горечью. Ну, да, конечно. Он был американец, по имени Краун, молодой, около тридцати, с пробивающейся проседью в волосах, высокий, но не слишком, как эти студенты. У него были большие серые, настороженные глаза с густыми черными ресницами, и презрительно изогнутая линия мягких губ, которые смотрелись так, будто не раз втягивали его в разные неприятности. Хозяин знал его как и сотню других таких же, забегавших сюда несколько раз в неделю пропустить стаканчик. Краун жил поблизости. Хозяин знал, что он уже давно в Париже. Обычно он являлся поздно вечером и всегда один. Он не пил много, может, два виски за вечер, хорошо говорил по-французски, и его, казалось, всякий раз забавляло, что женщины неизменно и настойчиво поглядывают на него.

Хозяин прошел вдоль стойки и поприветствовал Крауна, отметив что тот хорошо загорел.

– Добрый вечер, - сказал он.
– Что-то не видел вас последнее время. Где вы были?

– В Испании, - ответил Краун.
– Только приехал три дня тому назад.

– Ах, вот почему вы такой черный, - сказал хозяин. И, как бы сожалея, он дотронулся до своего подбородка.
– Я сам просто зеленый.

– Самый подходящий цвет лица для владельца ночного клуба. Не стоит сожалеть, - серьезно отметил Краун.
– Посетители бы чувствовали себя не в своей тарелке, если бы видели перед собой розовощекого и пышущего здоровьем хозяина. Они бы заподозрили, что в вашем заведении, что-то неладно.

Хозяин рассмеялся.

– Наверное, вы правы. Разрешите угостить вас.
– При этом он позвал бармена.

– Но здесь действительно как-то зловеще, - продолжал Краун. Смотрите, как бы кто не донес в полицию, что вы предлагаете американцу что-то бесплатно.

Ага, промелькнуло у хозяина, сегодня он выпил больше, чем я предполагал, и он глазами сделал знак бармену побольше разбавить.

– Ездили в Испанию по делам?
– поинтересовался он.

– Нет, - ответил Краун.

– А. Для удовольствия.

– Нет.

Тогда хозяин заговорщически ухмыльнулся:

– А... дама...

Краун хихикнул.

– Обожаю приходить сюда и болтать с вами, Жан, - сказал он.
– Как мудро вы разделяете женщин и удовольствие.
– И он покачал головой.
– Нет, не дама. Нет, просто поехал туда, потому что не знаю языка. Мне нужно расслабиться, и ничто не действует так расслабляюще, как место, где ты никого не понимаешь, и никто не понимает тебя.

– Все туда ездят, - ответил хозяин.
– Все в наше время любят Испанию.