– Может им лучше использовать сирену, - ответил Петтерсон.
– В укрытие. Враг в воздухе. Отбой тревоги.

– Тебе очень весело?
– добродушно заметил Оливер.

Петтерсон ухмыльнулся.

– Действительно весело. Просто доктор всегда кажется более умным с насупленным видом. Я просто не могу удержаться.

Некоторое время они сидели молча, вспоминая музыку горна и лениво думая о старых добрых военных годах. Телескоп Тони лежал на траве рядом с Оливером, и он сам не зная зачем поднял его. Он приложил телескоп к глазу и навел резкость на поверхность воды. Далекая лодочка приобрела четкие очертания и выросла в размерах в кругляше линзы, и Оливер мог видеть, как Тони медленно сматывает свою удочку, а Люси поворачивает в сторону дома. На Тони был красный свитер, хотя на солнце было довольно жарко. На Люси был купальник, открывавший ее спину темно-коричневую на фоне серо-голубого гранита дальней скалы. Она равномерно и с силой налегала на весла, лишь изредка оставляя белый след пены на гладкой поверхности воды. Корабль мой возвращается в родную гавань, подумал Оливер, внутренне улыбнувшись напыщенности своего сравнения по отношению к этому скромному явлению.

– Сэм, - произнес Оливер, не отрывая телескопа от глаза.
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Да?

– Я хочу, чтобы ты сказал Люси и Тони именно то, что ты сказал мне.

Петтерсон, казалось, уже совсем заснул. Он развалился в своем кресле, уронив подбородок на грудь, полузакрыв глаза и вытянув свои длинные ноги. Раздалось кряхтение:

– И Тони тоже?

– Именно Тони прежде всего, - ответил Оливер.

– Ты уверен?

Оливер положил на землю телескоп и решительно кивнул.

– Абсолютно, - сказал он.
– Он полностью доверяет нам... пока что.

– Сколько ему сейчас?
– спросил Петтерсон.

– Тринадцать.

– Удивительно.

– Что удивительно?

Петтерсон ухмыльнулся.

– В этом возрасте в наше-то время. Тринадцатилетний мальчик, который доверяет родителям.

– Послушай, Сэм, - прервал его Оливер, - ты снова изменяешь своей привычке говорить умные вещи.

– Может быть, - согласился Петтерсон, сделав глоток из своего бокала и устремив взгляд на лодку, все еще маячившую вдали на залитой солнцем поверхности воды.
– Обычно люди просят докторов говорить правду, - ответил он.
– А когда они получают то, что хотели... уровень разочарования всегда очень высок, когда речь идет о правде, Оливер.

– Скажи мне, Сэм, - парировал Оливер.
– Ты всегда говоришь правду, когда тебя об этом просят?

– Редко. Я исповедую другой принцип.

– Какой же?

– Принцип легкой успокоительной лжи.

– Я не верю в существование такого понятия, как успокоительная ложь, - сказал Оливер.

– Ты ведь родился на севере, - улыбнулся Петтерсон.
– А я, если ты помнишь, в Вирджинии.

– Ты имеешь такое же отношение к Вирджинии, как и я.

– Ладно, - сдался Петтерсон.
– Мой отец из Вирджинии. Это не проходит бесследно.

– Не важно откуда твой отец, - возразил Оливер, - должен ведь ты говорить правду хоть ИНОГДА, Сэм.

– Да, - кивнул Петтерсон.

– Когда?

– Когда я считаю, что человек может переварить ее, - сказал Петтерсон не покидая своего легкого почти шутливого тона.

– Тони переварит, - сказал Оливер.
– У него крепкое нутро.

Петтерсон кивнул:

– Да, это правда. А почему бы нет - ему уже тринадцать.
– Он сделал очередной глоток и поднял бокал, поворачивая его в ладони, как бы внимательно изучая.
– А Люси?
– спросил он.

– О Люси не беспокойся, - жестко ответил Оливер.

– Она согласна с тобой?
– настаивал Петтерсон.

– Нет, - Оливер нетерпеливо отмахнулся.
– Ее послушать, так Тони должен дожить до тридцати лет с твердым убеждением, что детей находят в капусте, что никто никогда не умирает, что Конституция гарантирует, что Энтони Крауна все будут любить больше всего на свете, больше жизни самой.

Петтерсон улыбнулся.

– Смеешься, - сказал Оливер.
– До рождения сына всегда думаешь, что только и будешь воспитывать его и давать образование. На самом деле это последнее, что ты делаешь. Приходится вести непрерывную борьбу за каждую крупинку его бессмертной души.

– Тебе нужно было завести еще несколько сыновей, - посоветовал Петтерсон.
– Тогда сомнения были бы менее мучительными.

– Ну, нет еще нескольких, - категорично отреагировал Оливер.
– Так ты будешь говорить с Тони или нет?

– Почему бы тебе самому не сказать ему все?

– Мне хочется, чтобы это прозвучало официально, - пояснил Оливер.
– Я хочу, чтобы он воспринял это, как приговор авторитета, не подсказанный любовью.

– Не подсказанный любовью, - тихо и задумчиво произнес Петтерсон подумав при этом: "Что за загадочный человек? Никто другой из моих знакомых не употребил бы такую фразу. Приговор авторитета. Мальчик мой, и не надейся дожить до зрелой старости." - Ладно, Оливер, - вслух произнес он.
– Под твою ответственность.

– Под мою ответственность, - сказал Оливер.

– Мистер Краун?..

Оливер повернулся в кресле. Со стороны дома через лужайку к нему направлялся молодой человек.

– Да?
– ответил Оливер.

Молодой человек подошел и остановился перед двумя собеседниками.

– Меня зовут Джефри Баннер, - представился он.
– Меня прислал мистер Майлс, управляющий гостиницей.

– Да?
– Оливер смотрел на него все еще ничего не понимая.

– Он сказал, что вы подыскиваете компаньона для вашего сына на оставшуюся часть лета, - пояснил молодой человек.
– Он сказал, что вы собираетесь уезжать сегодня вечером, так что я сразу и пришел.