– Поздно бежать уже. Да и нету там больше. Возле Ельцово у танка гусеницы сбило, а сам он целехонький остался. Я в тот танк вечером пробрался и нашел.

– Дождался, значит, пока все наши спать лягут?

– Ага!

– Что б не делиться?

– Ага!

Прижимистые люди всегда радовали Приходько возможностью вдоволь поиздеваться над ними.

– Это в какой же деревне таких умных растят? Вот бы мне там родиться!

– Деревня Устюгово вологодской области. Но ты бы там не родился, у нас там болтливых нету.

– Чем же в вашей такой умной деревне занимаются?
– не унимался Приходько.
– Наверняка, самолеты секретные разрабатывают.

Смерклый начал понимать, что над ним издеваются.

– Вот и видать, что не умный ты, - ответил он.

– Нам до вас - как до луны!
– сделав сиротливые глаза, произнес Приходько.

– Не знаешь, чем в деревне занимаются?
– продолжил Фрол.
– Хлеб растим, колхоз у нас.

– Сам-то, небось, тайком растишь?

– Почему?

– Небось, прятал хлебушек, когда он стране был нужен?

– Что хоть ты такое говоришь!

– А что ты так заволновался? Значит, правда?

– Иди вон!

Сладкий вкус сигары стал противен Смерклому. Слюной он затушил горящий кончик и убрал остаток в карман.

– А что там у тебя в рюкзаке?
– спросил глазастый Приходько.

– Вещи мои, - недовольно ответил Фрол. Напористый Приходько уже порядком надоел ему.

– А почему на твоей коробочке, которая из мешка выглядывает, немецкий крест нарисован?
– Николай хмуро свел брови.
– Ну-ка, признавайся, давно ли фрицем заделался!

– Что ты кричишь на весь взвод, - шепотом начал оправдываться Смерклый.
– Не моя она.

– Не твоя! Значит, надобно её народной общественности предоставить! И Приходько протянул руку, делая вид, что собирается взять коробку.

– Ну, ты! Хрен языкастый... Укороти руки! Не общественная это коробочка. А взята она из того же танка.

– Вот оно значит как! И что в ней?

– Консервы в банках. Продукты разные, - недовольно ответил Смерклый.

– Давай поделим между ребятами! Вот они порадуются, - предложил Николай.

– Сейчас! Разбежался!
– Смерклый деловито поправил лямки вещмешка.
– Я в тот танк лазил. Мое это! Никто не догадался, не сообразил. А я сообразил. Значит, никто, кроме меня, не имеет на это права!

– Получается, все вокруг тебя несообразительные, отсталые?

– Все, а ты - в особенности!

– Все с тобой ясно, общественные альтруист, кулацкая твоя морда... сказал Приходько, отворачиваясь.

– Как ты меня назвал?!
– взвился Смерклый.

– Общественный альтруист, - повторил Приходько, прекрасно зная причину негодования Смерклого.

– Неправда твоя. Ты меня кулацкой мордой назвал!
– Оканье Смерклого сделалось очень сильным, почти невыносимым.

– Кулацкая морда - она и есть кулацкая морда, особенно, если эта морда твоя!
– с безразличным видом произнес Приходько.

Ослепляющая ярость накатилась на Смерклого. Он готов был ударить Приходько, причинить ему вред. Фрол повернулся к бойцу и увидел в его глазах бескрайнее удивление.

– Матерь божья!
– пробормотал Николай, глядя куда-то вдаль. Смерклый проследил за взглядом Приходько и, увидев это, крякнул от удивления. Он сразу забыл о споре с Николаем, это показалось ему таким несущественным и далеким!

Старшина Семен Владимирович посмотрел вперед. Картина была изумительной, но старшина остался недоволен. Все новое - это плохо. Все новое может сулить неприятности.

Иван Ермолаев, командир первого взвода, много исходил сибирских лесов, повидал самые заповедные места в тайге, но чтобы увидеть такое...

Политрук Зайнулов промокнул платком вспотевшую шею. "Как такое могла сотворить природа?
– подумал он.
– Картина странная, необъяснимая, и от этого становится жутко".

По рядам солдат пронеслись удивленные слова:

– Что это?

– Я никогда не видел подобного!

Алексей Калинин поднял глаза. Если на свете существует чудо, то он видел его сейчас перед собой.

Когда рота перевалила через небольшой холм, её взору открылся огромный и странный лес. Стволы деревьев были гигантскими и уходили в небеса. Прямые и мощные, они походили на мачты кораблей. Сами деревья не были диковинными - ели, сосны, пихты - обычный набор для хвойного леса. Вот только из-за своего размера они казались нереальными. До нижних ветвей, образующих плотный навес, был добрый десяток метров. Протоптанная дорога, по которой двигалась рота, уводила в глубь.