Шрифт:
– Эй!
– кричу я.
– А ну отзынь на три лаптя!
Парень задирает голову, ищет, кто кричал. Мы смотрим друг на друга.
– Как-как?
– с ухмылкой спрашивает он.
– Не совсем вас понял...
– Отзынь!
– повторяю я.
Он вытряхивает у пацана деньги, смотрит на меня и улыбается.
– Может, выйдешь?
– интересуется он.
– Только, думаю, ждать долго придется...
Пацан уныло смотрит то на него, то на меня.
Я выхожу.
– Ты смотри, какой отчаянный!
– ухмыляется парень.
– И правда вышел... Ну а дальше чего?
– Отдай ему деньги!
– говорю я.
– Правда?
– спрашивает он.
– А может, и тебе чего-нибудь дать?
– Отдай по-хорошему.
– Да что ты говоришь!..
Драться, честно говоря, мне не хочется. Я не люблю. Но, конечно, умею.
– Ну?!
– говорю я ему.
– Что, драться, что ли, будем, бамбино?
– ухмыляется он, состроив мне из пальцев "козу".
– Смотри, забодаю...
("Смотри, забодаю" он говорит уже лежа. Упал он так неожиданно для себя, что еще не сообразил, что тут лучше промолчать...)
– Отдай ему деньги!
– говорю я.
Он вскакивает, замахивается, снова падает...
– Отдай!
– ........!
– говорит он, сузив глаза.
– ........!
– отвечаю я.
– Убью!
– обещает он и снова замахивается.
– Гадом буду - убью!
– Будешь, будешь!
– успокаиваю я, выворачивая ему руку. Это очень больно - мне выворачивали. Поэтому я стараюсь держать некрепко, так, чтоб не вырвался только, но он орет и брыкает ногами.
– Пусти! Ой-я!
– Отдашь?
– Пусти, отдам!
Я отпускаю. Парень вскакивает и отбегает к гаражам.
– Ты!
– говорит он оттуда шипящим голосом.
– Я тебя запомнил! Жди! и убегает.
Пацан понуро стоит в стороне.
– Да ладно, - говорю я.
– Чего ты...
– Дома попадет...
– Сколько у тебя там было?
– Два пятнадчика...
Я лезу в карман пиджака. Но кармана нет, потому что, выбегая, пиджак я не надел.
– Пошли, - говорю я.
– В общаге пиджак.
– Да ладно...
– вздыхает он.
– Пошли, пошли.
На вахте сидит очень строгая женщина, ее задача, как я понял, никого не пускать. Ни за что!
– Куда?
– спрашивает она строго.
– Домой!
– решительно отвечаю я.
– А кто это с тобой? Посторонних не пускаем!
– говорит она еще строже.
– Я пойду?..
– говорит пацан.
– Никуда ты не пойдешь, - говорю я.
– Это не посторонний, это мой брат.
– А-а...
– понимающе говорит женщина.
– То-то, я гляжу, похож вроде... Ну, тогда ладно. Погоди, фамилию запишу...
– И она пишет, бормоча: - Комната во-семь-де-сят семь... брат... Как брата звать?
Я смотрю на мальчишку.
– Митька...
– Ми-тюш-кин Ми-тя...
– записывает женщина.
– Ишь ты... Идите-идите...
Мы идем.
– Чай будешь пить?
– спрашиваю я.
– Не... Меня дома ждут...
Я достаю из кармана мелочь.
– Спасибо...
– Заходи, - говорю я.
– Ладно...
– соглашается он не очень уверенно.
– Нет, правда... Приходи, поиграем как-нибудь...
Пацан смотрит удивленно.
– Да я один тут торчу...
– объясняю я.
– В целом доме. И знакомых у меня в городе - никого...
– Завтра приду...
– говорит пацан и уходит. А потом свистит под окном.
Я выглядываю.
– А тебя... А вас как зовут?..
– спрашивает он.
– Андрей.
– Вы не ходите один вечером... С Тобиком лучше не связываться!..
– С каким Тобиком?
– Ну с этим... которому ты дал...
– Ладно, - говорю я.
– Спасибо.
Пацан убегает. Снова вокруг тихо и пусто. И еще целая неделя до возвращения рыжей...
– Вот бы ты был учителем у нас!
– говорит Василь.
– Не, он не успеет...
– говорит Митька.
– Нам еще семь лет учиться, да? А ему четыре в училище да пять в институте...
– Я сразу после училища пойду, я буду у малышей учителем, - говорю я.
Митька считает, зажмурив один глаз.
– Все равно не выходит...
– вздыхает он.
– Мы тогда уже в восьмой перейдем...
– Жалко!
– говорит Василь.
– А у нас учителка такая злющая в первом классе была! Чуть чего - ка-ак закричит! У нас один даже заикаться от нее начал, во!..