Шрифт:
– Не пойду!
– Почему?
– Неохота!
– Митюшкин! Ты соображаешь, с кем разговариваешь?
– зловеще интересуется Анна Михайловна.
– Оставьте его, - тихо говорит директор, лицо у него грустное. Садись, Андрей. После уроков зайди, пожалуйста, ко мне, если тебе не трудно... Продолжайте урок.
Он уходит. В классе напряженная тишина.
– И когда мы от тебя избавимся, Митюшкин?!
– с тоской спрашивает Анна Михайловна.
– Сейчас, - отвечаю я, беру сумку и ухожу, посвистывая.
Я иду по коридорам. Быстрее, еще быстрее. Бегом - по лесенке. Бегом через двор!
Я добегаю до большой сосновой поленницы во дворе, прячусь за нее и плачу...
...
– Ты чего?
– шепчут из-за поленницы.
– Кто тебя?
Я трясу головой, торопливо вытираю глаза - только этого не хватало!.. Кто еще там?
В щели между поленницей и забором сидит пацан с большими ушами. Маленький, класса из третьего.
– Ты чего тут?
– спрашиваю я.
– А меня из класса выгнали...
– глаза у него несчастные.
– А ты... ты почему плачешь?.. Побили?
– Дурак, что ли?!
– говорю я.
– Это я - плачу?!
– Значит, показалось...
– говорит он поспешно.
– А меня побьют...
– Кто?
– Отец. Его сегодня в школу вызывают...
– Может, обойдется?
– Что ты...
– шепчет он.
– Обязательно побьет... Он из-за двойки знаешь как лупит!.. Шлангом от стиральной машины! А сегодня, может, и убьет совсем...
– Да ты вылезь, - говорю я.
– Чего ты туда забился-то?
– А ты драться не будешь?
– Я же не отец!
Он сидит, не вылезает.
– Ну и что, - говорит он.
– Ты большой, вы все такие, большие, лишь бы стукнуть...
– Да не бойся, ну!
Он забивается еще дальше.
– Нет, - бормочет он, - вот ты уйдешь, тогда я вылезу... И уеду!
– Куда?
– Далёко... На поезде! У меня деньги есть - рубль сорок три копейки...
– отвечает он. И вдруг испуганно замолкает, с ужасом глядит на меня и начинает тихонечко скулить...
– Ну, чего ты опять?
– Не отбирай!
– скулит он.
– А то мне уехать будет не на что!..
– Ты ненормальный, что ли!
– сержусь я.
Он не отвечает, плачет горько.
– А ну вылезай!
– ору я, протискиваюсь в щель, тяну его из-за поленницы.
– Не реви! Слышишь?!
Он испуганно замолкает, лезет в карман и протягивает мне на грязной маленькой ладони железный рубль и медяки.
Треснуть ему, что ли?
– Дурак!
– говорю я.
– Как тебя зовут?
– Митрием...
– едва слышно отзывается он и все тянет мне свои копейки.
– Пошли ко мне, - говорю я.
– У меня больше нету!
– вздрагивает он.
– Чесно слово!
– Пошли, говорю! Есть хочешь?
Молчит, не верит мне.
– И ночевать можешь, зачем тебе уезжать? Да убери ты свои деньги...
Митрий мигает короткими светлыми ресницами.
– Ну, пойдешь?
– А можно?..
– спрашивает он.
– А зачем он с мельницами дрался?
– Я же тебе говорю: он думал, что это злые волшебники.
– А они?..
Мы лежим, укрывшись толстым маминым одеялом, темнота вокруг, тишина, только часы тикают.
– Чего - они?
– Они на самом деле не были волшебниками?
– Не, они были просто мельницы, а он думал, они злые волшебники... Он хотел защитить людей - ему было их жалко...
– А он живой еще?
– Умер...
– Жалко...
– вздыхает Митрий и надолго замолкает. Я думаю, что он уже спит, но он снова вздыхает и говорит:
– Лучше бы был живой... Расскажи еще чего-нибудь...
– Поздно, в школу проспим.
– Ну расскажи...
Я рассказываю. Он слушает, посапывая.
– А ты откуда это все знаешь?
– Из книг.
– Правда? А я их и не читаю!..
– Вот и будешь всю жизнь за поленницей сидеть!
– А сам-то на второй год остался! А страшно - на второй год остаться?
– Страшно.
– А как - страшно?
– Отстань!
Он опять долго лежит и молчит. Потом:
– Андрюха... А давай всегда так жить. Вместе, а? Ты мне про все рассказывать будешь...
И ждет, что я отвечу.
– Не знаю... Тебе дома не разрешат...
– А давай уедем! Завтра, а? Или прямо сейчас!