Потом приходит Цыбулько.

– Ну чего?
– сердито спрашиваю я.
– Чего привязались?

– Аннушка велела тебе прийти...

– Пусть она вам велит, - по-хулигански сплевываю я через порог.
– А я человек свободный! Чего ей надо?

– Я сказал, что у тебя мать в больнице...

– А тебя просили?

Цыбулько отступает подальше, чтоб в случае чего сразу дать деру, ведь кто знает, что у меня на уме...

– Я хотел как лучше...
– говорит он виновато.
– Мы к директору ходили...

– Кто?
– настороженно спрашиваю я.

– Ну мы... Всем классом...

– Зачем?

– Просили, чтоб тебя не исключали...

– Спасибо!
– говорю я грозно.
– Только это не ваше дело, ясно?!

Но Цыбулько, оказывается, упрямый: вместо того чтобы испугаться и удрать, он надувается, глядит исподлобья:

– Почему это не наше? Ты ведь в нашем классе учишься. Пошли. А то она к матери в больницу пойдет жаловаться... Ты мать-то пожалей...

Мы идем в школу.

– Вот что, Митюшкин, - раздраженно обращается ко мне Анна Михайловна.
– У нас в стране образование обязательно для всех. Значит, и для тебя! Понимаешь ты это или нет?

Я молчу.

– Не понимаешь... Но это неважно. Все равно учиться придется. А что мать в больнице, мог бы сказать, язык-то у тебя есть?

– Есть, - сразу соглашаюсь я и показываю язык.

– Хватит, Митюшкин, - морщится она.
– Совершенно ты не понимаешь, когда с тобой говорят по-хорошему! И что с тобой делать?

В коридоре стоит отличница Ленка, кого-то ждет.

– Митюшкин, ты есть хочешь?
– спрашивает она.

С ума, что ли, сошла? Я стою моргаю. Надо сказать ей что-нибудь... Такое! Чтоб сразу обиделась и не приставала.

– Обалдела?
– грублю я. Хулиган должен быть хулиганом.

Но она не обижается.

– По правде, Митюшкин! Раз мама болеет... Пойдем, мама знаешь какой борщ варит!

– Я сам борщ варю - не хуже твоей мамы!
– говорю я.

– Не ври!

– На спор!
– обижаюсь я.
– Хочешь, сварю?

Ленка смотрит на меня с сомнением.

А я правду говорю, я борщ такой варю - пальцы оближешь! Меня мама научила. И картошка эта мне надоела... Чего я, дурак, борщ не варил?

Мы идем ко мне.

У калитки стоит Цыбулько, ждет. И чего он ко мне привязывается?

– А кино интересное было?
– со вздохом спрашивает он.
– Расскажи... и плетется за нами.

Я варю борщ. Очень вкусный. Ленке нравится.

– А я думала, врешь...
– удивленно сознается она.
– И вообще... Странный ты какой-то...

– Сколько книг у тебя!..
– завидует Цыбулько.

Ленка смеется:

– Я думала, ты и вправду - хулиган, боялась...

Тут у дверей кто-то осторожно скребется. Цыбулько идет отпирать.

– Там тебя какой-то шкет зовет, - сообщает он.

Я выхожу. Во дворе стоит Митрий. Молчит и смотрит на меня отчаянно.

– Ты чего?

Молчит.

– Ну заходи давай...
– говорю я.

– Потом... Когда твои друзья уйдут...

– Какие друзья? Просто учимся вместе, заходи. Да не бойся!

– Не... Можно, я к тебе завтра ночевать приду?

– А тебя отпустят?

Митрий молчит, стараясь не зареветь.

– Ну, чего опять?
– спрашиваю я.
– Опять уезжать собрался?..

– Мы сегодня контрольную писали...
– тоскливо шепчет он.
– Вдруг двойка?..

– Да ну тебя!
– сержусь я.
– Тогда тоже говорил: налупят, налупят! Трусишь ты все и выдумываешь! Ведь не налупили...

– Сначала не налупили...
– тихо говорит Митрий и задирает рубаху.
– А потом налупили...

На ребрах у него три отчетливых фиолетовых полосы.

– Шлангом?

Митрий кивает.

– Андрюша!
– выскакивает из дома Ленка.
– Пошли чай пить, уже кипит...

– Сейчас. Ты иди... А может, у тебя и не двойка вовсе...

Митрий молчит. Ленка стоит в дверях и глядит на нас, раскрыв рот.

– А ты из какого класса?
– спрашивает она у Митрия.

Митрий глядит в землю, долго не издает ни звука, но наконец шелестит еле слышно:

– Из третьего "А"...

– У Марь Палны ты, да ведь?

– Ага...

– Так можно пойти узнать... Я журнал когда относила, она как раз в учительской сидела, тетрадки проверяла... Как твоя фамилия?