Шрифт:
– - По сравненiю с теперешним -- так, курам на смeх... Да, вот, сами услышите...
– - Что услышу?
– - Когда разстрeлы будут. На днях, вeроятно...
– - Как, здeсь -- в тюрьмe?
– - испуганно воскликнул Костя и вздрогнул.
– - Здeсь, здeсь. И из нашей камеры, вeроятно, возьмут многих...
Костя съежился и замолчал. Настоящая, не книжная, дeйствительность начинала, видимо, иначе представляться его глазам.
– - Ну, все-таки все это временно, дядя Боб, -- тихо отвeтил он, наконец.
– - У меня есть товарищ по школe, Алеша, комсомолец. Он мнe много книг понадавал и разсказывал обо всем. "Нужно все старое перевернуть, весь мiр перестроить, чтобы вездe правда и справедливость была, чтобы эксплоатацiи не было, да этих, вот, жестокостей.
– - Так что же -- жестокостями жестокости прекращать? Так, что ли?
– - Но зато вeдь, дядя Боб, за какiе идеалы -- братство всeх народов, счастье всего человeчества, соцiальная правда, вeчная свобода, отсутствiе войн и эксплоатацiи... Из-за этого и помучиться можно...
– - И все это достигается руками ВЧК?
– - А причем здeсь ВЧК?
– - Да вeдь она-то и есть путь к этим красивым высотам.
Костя опять съежился.
– - Ну, что-ж... Это все временныя жестокости. В борьбe классов этого не избeжать... 127
– - Ну, а вы-то Костя, как в эту борьбу классов ввязались?
– - Почему ввязался?
– - Да, вот, сидите здeсь?
– - Я-то?.. Да это ошибка...
– - Ну, а я?
– - Да тоже, вeроятно... Для выясненiя... А потом выпустят.
– - Ну, а почему "Сокол" закрыт, Кригер, начальник "Сокола", арестован, скаутов преслeдуют, тюрьмы переполнены, разстрeлы идут. Вот, днем здeсь увидите -- тут у нас в камерe два священника есть, профессора, крестьяне, рабочiе ученики, воры -- все это классовые враги?
– - Я... я не знаю, -- неувeренно отвeтил юноша.
– - Я думаю, что тут какая-нибудь ошибка. Можно новое построить без всeх этих жестокостей. Алешка, вот, тоже так думает. Приглашает и меня тоже в комсомол записаться... Я не знаю...
– - Но вeдь, становясь комсомольцем, вы входите в организацiю, которая и держит нас всeх тут, в тюрьмe.
– - Ну, я согласен, Б. Л., что пока еще не все налажено. Есть перегибы и неправильности. Ну, и несправедливость тоже... Но вeдь для того люди и входят туда, чтобы помочь найти правильную линiю...
– - А если с вашими мнeнiями и вкусами не будут считаться, а заставят вас разстрeливать... ну, хоть бы какого-либо священника или, скажем, даже меня -- как тут?
– - Ну, как же можно?.. Я не для этого поступил бы в комсомол!
– - Но вeдь, даже и не разстрeливая сами, вы все-таки становитесь винтиком той машины, которая разстрeливает. Вeдь палач, слeдователь, ГПУ, партiя, комсомол, совeтская власть, Коминтерн -- все это звенья одной и той же цeпи... Как тут?
– - Но вeдь если так разсуждать, Б. Л., так нужно либо стрeлять в них, либо исправить. Нельзя же в сторонe стоять...
– - А вы что выбираете?
– - Я-то? Я хочу помочь все это справедливо наладить... Идеи-то вeдь прекрасныя... 128
– - А вы, Костя, не боитесь, что вас сомнет эта машина?
Юноша передернул плечами.
– - Н-н-е знаю... Хочется попробовать... Стрeлять в них -- рука не поднимается. Вeдь, может быть, что и выйдет, несмотря на ошибки и на кровь... А в сторонe стоять -- тоже не могу... Попробую...
Мясорубка
Помню один из тюремных дней, почему-то особенно врeзавшихся в память.
Вечера было засeданiе коллегiи ЧК. Это значит, что сегодня вечером будут разстрeлы... Поэтому особенно блeдны и напряжены лица тeх, кто имeет основанiя ждать в этот день "приговора пролетарскаго правосудiя"...
Тюрьма замерла. Еще с утра общая нервность охватила всeх. Караулы усилены. Надзиратели особенно грубы и рeзки, как будто своей жестокостью стараются замаскировать и свое волненiе...
Днем в придавленных тишиной корридорах -- движенiе. Звякают ключи, и на порогe камеры появляется низкiй коренастый человeк с угрюмым квадратным лицом, за спиной котораго видны испуганныя лица наших сторожей.
Человeк останавливается в дверях и, заложив руки в карманы, медленно обводит своим взглядом всeх нас, замерших и придавленных каким-то необъяснимым ужасом. Не измeняя направленiя взгляда и выраженiя своего каменнаго лица-маски, незнакомец молча медленно поворачивает голову и поочередно заглядывает в глаза каждому. И тот, на котораго упал этот странно мертвенный взор, внутренне скорчивается от непонятнаго ужаса перед этими пустыми, безжизненно жестокими глазами. И словно испепелив своим мертвым взглядом жившiя в глубинe души каждаго надежды, незнакомец медленно подворачивается и уходит. Гремит дверь, но еще долго никто не может шевельнуться, словно всe остаются скованными этими полубезумными глазами.