Гуманный поступок деда, напоившего заложников водой и поделившегося хлебом, она горячо одобрила, добавив:

– Наш дедушка - добрейшей души человек! За это и бережет его бог в этой вашей страшной России.

Услышав, что в свинцовом ливне за каких-нибудь пару минут от партизанских пуль полегло столько народу, большинство которых - ровесники деда, она, всхлипывая, пожалела:

– Бедные!.. За что, спрашивается?..

Убийство по приказу комиссара тяжелораненых вызвало гнев:

– Негодяй! Разве ж это по-человечески?..

Гнев вскоре уступил место уважению - после того, как он и его подчиненные обошлись с дедом более гуманно:

– Не такие уж они и звери, как нам тут внушают!

Подробно остановилась Марта и на допросе в каптерке, где Отто рассказал о своем коммунистическом прошлом. Для нее важно было выяснить, действительно ли зять исполняет свои гестаповские обязанности только в силу необходимости подчиняться сложившимся обстоятельствам. Но Курт свои чувства не афишировал. Лишь однажды, услышав, что Отто сообщил о его принадлежности к гестапо, заметил:

– Этого можно было и не говорить.

– А вы знаете, так же сказал и комиссар мне. И даже велел предупредить - правда, не от своего имени - чтобы он таких подробностей избегал в дальнейшем. Иначе, сказал, знание русского может и не понадобиться. На что Грета, хорошо, видимо, зная родного брата, заметила:

– Мой братик поступил бы так же!

Старинные часы мелодичным звоном уже несколько раз напоминали, что время позднее, однако интерес к мартиному повествованию не иссякал. Разве что у Максика: он и в начале, поужинав, предпочел играть с "дядей" в прятки, но потом и это ему надоело. Начал капризничать, и Андрей, не участвовавший в беседе, видя что и мать, и нянька забыли про режим, предложил свои услуги и с разрешения родительницы увел его в детскую.

К этому времени Марта успела рассказать все наиболее важное, касающееся отца и деда хозяев, создав у них твердую уверенность, что опасность ему больше не грозит. Не забыла упомянуть и о деньгах, так настороживших Курта в самом начале.

– Мы видели у партизан во-от такой ящик с трофейными марками, - сказала она.
– Им, мне кажется, эти бумажки не очень-то и нужны. Вот и отвалили нам с Андрэ целых две тысячи на мелкие расходы.

Закончить хотела объяснением того, каким образом оказались они в вагоне с завербованными краснодарцами, четверо из которых - ее школьные товарищи. Очень хотелось выяснить, что ждет их с Андреем и тех ребят, что отобраны Ирмой для какой-то особой надобности. Но вынуждена была отвечать на их вопросы, теперь уже не связанные с Отто.

– Это правда, - спросила, в частности, Грета на полном серьезе, - что у вас в России половина людей все еще ходит в звериных шкурах и едят сырое мясо?

– Ну, разве что в Заполярье, на самом севере страны, где морозы доходят до пятидесяти градусов, - пожала она плечами.
– Там жители занимаются разведением оленей и в зимнюю стужу носят одежду из оленьих шкур; я об этом читала. Случается, что едят и сырое мясо; только оно мерзлое и называется строганиной. А чтоб у нас на Кубани - такого нет.

– А как отнеслись у вас на Кубани к немецкой оккупации?
– спросила Ирма.

– Сказать, что плохо - все равно, что не сказать ничего... Большинство тех, кого я знаю, с оккупацией не смирились и надеются, что это временно. Но есть и такие, кто ждал прихода ваших с нетерпением: это - бывшие богачи, которых советская власть раскулачила, то есть отобрала имущество как несправедливо нажитое. Эти охотно прислуживают новым властям и из желания угодить и выслужиться бывают более жестоки в обращении со своими же земляками, чем ваши... Кроме, конечно, гестапо.

– Откуда ты все это знаешь?
– удивилась хозяйка.
– Вы ведь, в сущности, еще дети. А рассуждаешь, как взрослая!

– Нас война повзрослила досрочно, - ответила она строчкой из стихотворения.
– Ну а откуда - конечно, от взрослых, от мамы.

– А твой папа еще жив?
– поинтересовалась Грета.

– Этого я не знаю... Его задолго до войны наше правительство заслало к вам разведчиком. Так мне сказала мама - конечно, под большим секретом.

– А вот этого и тебе не следовало бы говорить, - заметил Курт.

– Я учту ваш совет, - пообещала допрашиваемая.

– Скажи, повзрослевшая досрочно... я вижу, ты довольно эрудированный ребенок, - что говорят у вас об исходе этой войны?

– Я уже говорила, дядя Курт: большинство из тех, кого я знаю, надеются на победу Красной Армии. И когда мы были у партизан, то слышали, будто под Сталинградом ваши уже встретили решительное сопротивление. И что отсюда начнется перелом в ходе войны.

Часы давно уже отзвенели полночь, и хозяйки принялись убирать со стола; Марте так и не удалось прояснить что-либо на свой счет. Грета, в комнате которой постелили и ей и с которой побеседовала она перед сном, не смогла ничего сказать конкретного. По ее словам, живут они в этом городе недавно; о том, что брату поручено формировать какие-то группы из русских ребят, слышит впервые. Обещала поинтересоваться специально и, если что-то узнает, то поделится и с ними.